Контролер
Шрифт:
– Картина ясна, – сказал он. – Что тебя интересует конкретно?
– Это юани?
– Да.
– Китайские?
– Конечно.
– На какую сумму всего?
– На какую сумму? – Волков так же неторопливо принялся пересчитывать банкноты в первой стопочке. – Одна, две, три, ...двенадцать – и во второй. – Одна, две, три, четыре... Всего получается четыре триллиона, один миллиард и двести миллионов юаней. Думаю, что это несколько годовых бюджетов Китайской Народной Республики. Поздравляю, капитан, ты очень богатый человек.
– Что ты сказал?
–
– Погоди, – тот ткнул пальцем в одну из бумажек. – А где нули?
– Китайцы обходятся без них.
– Сколько здесь?
– Сто миллионов.
– Как читается по-китайски?
– «И».
– Ни хрена ты, переводчик, не знаешь. Я, чтоб ты знал, навел справки, – он достал из кармана блокнот. – «И» по-китайски значит «один». Расскажу твоим в части, засмеют.
– Расскажи. Только в китайском языке полно слов, которые читаются одинаково, а пишутся по-разному, а потому имеют разное значение. К примеру, знаешь слово на букву «х» из трех букв всего?
– Ты имеешь в виду?..
– Совершенно верно. Так вот, по-китайски так звучит слова «собрание», «серый», имеется в виду цвет, а также «возвращаться», «уметь» и многое, многое другое. Такой вот язык.
– В словаре посмотри, – просипел особист.
– А зачем, и так все ясно. Вот сюда глянь, – и указал на иероглифы в рамочке. – Знаешь, что здесь написано?
– Нет.
– Написано, что данная банкнота имеет хождение в потустороннем мире и принимается во всех его банках. Теперь понял, что это такое?
– Ы-ы-ы, нет.
– Это, – ритуальные деньги, кладутся в гроб при погребении, чтобы на том свете прикупить, чего понадобится.
– Выходит...
– Совершенно верно, на первое время покойничку этой мелочи хватит, а потом родственники еще подвезут.
На особиста стало жалко смотреть. Он явно нарушил основной закон спецслужб и поспешил доложить об успехе, еще его толком не достигнув. Опасная это штука, такая торопливость: высокое начальство, заслушав доклад подчиненного, успевает порадоваться сопричастности к результату и в случае облома чувствует себя оскорбленным и где-то даже обворованным.
– Но ведь все равно, это документ строгой отчетности.
– С каких пряников? Печатается, что б ты знал, в обычных типографиях и продается где угодно.
– А-а-а... – протянул тот. – А ты откуда знаешь?
– А-а-а где я, по-твоему, служу? И потом, недавно такие бумажки по телеку показывали.
– Где?
– Где-где, в «Клубе кинопутешественников».
– Ладно, – и сунул Волкову под нос документ. – Подписывай.
– Не буду.
– Как это?
– Так это. Никаких таких тайн я от тебя не узнал, значит, и писать нечего.
– Тогда так, – Шишкин выпрямился и принял стойку «Смирно». – Товарищ лейтенант, предупреждаю в устной форме, что полученные вами сведения...
– Все ясно, – Сергей потянулся к сейфу и сделал вид, что очень хочет его открыть. – Если у тебя все, то извини, работы накопилось, ты не поверишь, до утра не управиться.
Шишкин побросал
Капитан закрыл за собой металлическую калитку и направился к ожидавшему его служебному автомобилю. Не успел пройти и тридцати шагов, как двухэтажное здание, издали напоминавшее детский сад, буквально подпрыгнуло и из всех открытых по случаю летней жары форточек донеслось лошадиное ржание: разведка радостно приветствовала очередной успех «соседей». К слову сказать, те на их месте, поступили бы точно так же. И поступали...
– А теперь этот дятел видит всех насквозь... – закончил повествование Сергей.
Все заржали, причем Шабалин громче всех. Привык он там, на кораблях, громко смеяться, перекрывая шумы бурь и штормов.
– А что было потом? – спросил Коваленко.
– Ничего не было, до сегодняшнего дня я этого Шишкина-Елкина-Палкина не встречал.
– Я не об этом, командир. Что случилось в той части потом?
– А я почем знаю? Меня через две недели после этого вернули назад. Когда в самолет садился, рыдал от счастья.
– Почему?
– Да потому что я там едва не спился, дотошный ты наш.
В ресторане все было очень мило, только дорого. Поэтому господа офицеры вместо ранее намеченных двух килограммов водки заказали только один. И по салатику «Оливье» на брата. Быстренько все выпили и съели, после чего засобирались домой.
– Может, еще по граммульке? – предложил Марецкий. – Я тут одно место знаю, там шашлыки классные готовят.
– Небось, дорого? – строго спросил Шабалин.
– Нет.
– Тогда лично я – опять за. Давай сходим, командир, исключительно по чуть-чуть.
– Давай, командир, – заныл Коваленко. – Очень кушать хочется.
– Ну, разве что по чуть-чуть, – согласился Волков.
Водка в «одном месте» оказалась хорошо охлажденной и, вроде, не «левой», а шашлыки – просто классными, только вот, толком поесть их не получилось. К Сергею пристал как банный лист какой-то жгучий брюнет и принялся тыкать немытым пальцем в ордена на груди.
– За что железки, гоблин? – орал он. – За то, что убивал мой народ? – если учесть тот факт, что его народ уже почти лет десять как вышел из состава Союза и с тех пор независимо процветал с последним хреном без соли, товарищ явно нарывался.
– Нужен нам сто лет твой народ, – вежливо сказал Шабалин. – Уйди куда-нибудь, дай людям посидеть спокойно.
– Ах, тебе мой народ не нужен! – и оскорбленный джигит что-то гортанно прокричал.
Его кунаки, человек шесть, повыскакивали из-за столиков и принялись готовиться к битве: одни дырявили воздух хуками и джебами, другие, согнув ноги, широко распахнули руки, готовясь к захватам и броскам. Так и хочется написать: «И тут началось». Ничего не началось, все сразу же закончилось, потому что физкультурные понты и наработанные годами боевые навыки это две большие разницы.