Контрудар (Роман, повести, рассказы)
Шрифт:
Затрещала деникинская армия под ударами двух мощных кавалерийских кулаков. С востока на Воронеж, насмерть схватившись с белоказаками Мамонтова и Шкуро, шел Буденный. С севера на юг, от Кром на Курск, огненной стрелой разил белых, врываясь в их глубокие тылы, двадцатидвухлетний вожак украинского Червонного казачества Виталий Примаков. Смелые рейды его стремительных полков, возглавляемых коммунистами, привели к разгрому 14-й советской армией лучших сил Деникина, их добровольческого ядра.
Красное знамя взвилось над Орлом. Деникинские газеты уже больше не писали афишными буквами
Ко дню второй годовщины Великого Октября войска Ударной группы, руководимые Уборевичем и Серго Орджоникидзе, — с Московского направления, и конница, возглавляемая Буденным и Ворошиловым, — с Воронежского обрадовали советский народ своими первыми ошеломляющими успехами. После этих решающих операций стык между Донской и добровольческими армиями противника проходил где-то в районе Касторной.
Во время осеннего сражения на этом же направлении образовался никем не занятый промежуток между 13-й и 8-й советскими армиями.
Разрыв почти в сто километров, впоследствии прикрытый двинутыми из Липецка двумя дивизиями фронтового резерва — 61-й стрелковой и 11-кавалерийской, охранялся долгое время разъездами Донецкого кавалерийского полка, подчиненного, как и прежде, 42-й — самой левофланговой — дивизии 13-й армии.
31
В начале ноября, после боя под Ливнами, в котором 42-я Шахтерская дивизия вместе с отрядом моряков (тем самым, который сражался под Новым Осколом с гундоровцами) разбила алексеевцев, костяк офицерской гвардии Деникина, полк Парусова направили в район Касторной для разведки неприятельских сил и установления контакта с конным корпусом Буденного.
Выдвинувшись далеко вперед, Донецкий полк шел по ничейной земле. Свои остановились в одном переходе позади, а белые, по всем данным, в одном-двух переходах впереди.
Приближаясь к цели, полк, свернув на юго-восток, очутился в знакомых местах. Здесь полтора месяца назад он вел арьергардные бои с наседавшими деникинцами.
Обеспечив себя дозорными и выслав далеко вперед разъезды, растянувшись на добрую версту, кавалеристы одной колонной двигались по узкому, почти невидимому под снегом проселку. К полудню посыльные одного из боковых дозоров привели захваченного у деревушки Ракитное, переброшенного через седло, мертвецки пьяного черкеса. По пышному волчьему хвосту, свисавшему с мохнатой папахи пленного, в нем безошибочно можно было узнать башибузука из знаменитой «волчьей» сотни генерала Шкуро.
Алексей, велев поставить шкуровца на ноги, приступил к расспросам. Парусов, как обычно, особой любознательности не проявлял. Точно и грамотно выполняя все получаемые свыше приказы, он был доволен, когда за его командирские дела брался политком.
Чуть пришедший в сознание черкес то дико вращал глазами, то глупо улыбался, отвечая на все вопросы нечленораздельным мычанием.
Ромашка, увлекавшийся когда-то изучением восточных языков, спросил пленного, мешая русские и турецкие слова:
— Зачем водку пил? Магомет
— Правильна, Магомет не велит, — ответил шкуровец. — Наш юзбаши, сотник значит, сказал: «Пей, это не вино — вода». Я пей вода — не отвечай. Отвечай на Магомет юзбаши.
Постепенно трезвея, пленный, сняв папаху, соединил ладони, закатил глаза и начал шептать молитву: «Ля илля иль алля Мухамет руссуль-аля». Подтянувшись после прощальной беседы с аллахом и его пророком Магометом, беляк смело посмотрел в глаза Алексею:
— Моя готов. Давай, раз-раз секим башка…
— Никто тебя не тронет. Ты лучше скажи, где твоя сотня, что делает? Как ты попал в Ракитное?
Пленный замотал головой, потрясая волчьим хвостом папахи.
— Юзбаши сказал — говорить нельзя, ясак. Мой сказал — тогда мой отвечай на Магомет.
Подходили к пленному по-разному, но фанатик, опасаясь гнева пророка, упорно не отвечал на задаваемые ему вопросы.
Связанного шкуровца бросили в пулеметные сани. Полк, надеясь получить новые сведения от разведчиков, тронулся дальше. Минуя барский дом на откосе, навстречу колонне во весь опор летел начальник дозора Слива.
— Что-то важное, — сказал Ромашка, — раз сам скачет с докладом.
Дындик, всматриваясь в знакомый пейзаж, положил руку на гриву комиссарова коня.
— А знаешь, Алексей, это же хозяйство нашего Индюка. Помнишь, ночевали здесь. Я думал, тут уж камня на камне не осталось. А гляди — дым валит из всех труб. Видать, припер мороз его жителей.
— Да, — вздохнул Ромашка, — как стояло, так и стоит это дворянское гнездо.
Булат, сообщив Парусову, что он берет с собой головной взвод первого эскадрона, позвал Дындика и Ромашку и полетел навстречу Сливе. Начальник дозора, круто осадив коня, запыхавшись, доложил, что в Ракитном на площади стоит с полсотни деникинцев, а в церкви венчают кого-то из них. Алексей, послав записку командиру полка с просьбой выставить посты вокруг деревушки, помчался по направлению к господскому двору.
На подступах к помещичьей экономии, теперь уже наполовину засыпанные снегом, валялись зубьями вверх железные бороны. Значит, и сюда, подумал Алексей, приходили мамонтовцы. Такого рода баррикадами от налетов конных банд прикрывались комбедовские отряды, поднявшиеся на врага по зову большевиков.
К удивлению Алексея и его спутников, во дворе имения по-прежнему правильными рядами стояли сеялки, веялки, молотилка, увезенные было крестьянами во время осеннего разгрома поместья.
От погреба к кухне промелькнул знакомый силуэт барской поварихи с судками, доверху наполненными квашеной капустой и соленьями.
— Не иначе как для нас — дорогих гостей, — причмокнул языком Дындик. — Небось помнят нас.
Оповещенный, очевидно, поварихой, на крыльцо кухни с огромным ножом в руках, с белым бабьим передником на черном бешмете, вышел горбоносый кавказец.
— С таким носом, — улыбнулся Ромашка, — когда-то карикатуристы изображали турецкого султана Абдул Гамида.
— Так это ж его младший брат, — рассмеялся Дындик, — я его заметил на борту «Меджидие», с которого меня подстрелили в шестнадцатом году. Это было у самых Дарданелл.