Копье Нептуна. Арабская весна. Первая и вторая книги

Афанасьев Александр

Все это звучало достаточно дико и безумно. Но разве не было дикостью и безумием то, что происходило в последнее время по всему региону?

— Запомни мой номер телефона для связи — полковник дважды отчетливо продиктовал ряд цифр — звонить надо только с нашей территории и очень осторожно, звонок отследят. Один раз, потом надо будет придумать какой-то другой способ общаться. Нам нужно держать друг друга в курсе событий, чтобы мы не думали плохо про вас, а вы — про нас. Ближайшая деревня в трех километрах на север. Доберешься до нее, дальше найдешь, как выбраться в Израиль. И помни — я не друг тебе, израильтянин, и никогда им не буду. Но мы жили

сорок лет в мире — и я не вижу причин, почему бы не прожить в мире еще сорок лет. Нас предали все — и теперь злейший враг — будет лучше друга, который держит за спиной кинжал, чтобы вонзить его в тебя, как только ты отвернешься. А теперь — давай сюда лопату, сын свиньи и шакала!

Последние слова — полковник выкрикнул. Мустафа аль-Джихади бросил ему лопату — а стоявший рядом майор вскинул автомат и выстрелил Аль-Джихади в голову. Последнее, что он почувствовал — как полковник пинком сбросил его тело в выкопанную им же самим неглубокую могилу…

Первым ощущение Мустафы аль-Джихади была боль. Боль тупая, сильная, она начиналась где-то слева, над ухом, потом распространялась на всю голову. Ломило виски.

Потом — ему вдруг в голову пришла мысль, что если ему больно, значит, он жив до сих пор.

Что с ним? Где он?

Мысли вяло шевелились в голове — как крыса, зад которой переехала машина. Но крысы чертовски живучие твари и даже это не убивает их.

И он — жив.

Он пошевелился — и почувствовал, что шевелиться очень тяжело. Очень тяжело…

Он по-прежнему в тюрьме? Сидит в карцере?

Или он уже в аду? Рай ему — точно не светил и он это хорошо знал…

Он пошевелил пальцами — и почувствовал, что тяжесть, которая давит на него — не монолитна, она сыплется, просачивается между пальцами.

Потом он вдруг вспомнил — как вспышка света. Лопата в руках, слова на английском языке — а потом грохот автомата, оглушивший его навсегда. Его разоблачили как израильского шпиона и расстреляли — но при этом он остался жив.

Потом он понял, что его похоронили заживо. И ужас от осознания этого — впрыснул в кровь ударную дозу адреналина, заставил шевелиться. Даже полураздавленная машиной — крыса не расстанется с жизнью просто так. И он — не расстанется.

Час с небольшим спустя — иорданский журналист Мустафа аль-Джихади тяжело дыша, сидел на краю неглубокой могилы, из которой он выбрался после того, как пришел в себя. Земля была сухая, тяжелая твердая — могилу он успел выкопать совсем неглубокую. Земля была твердая, кусками, это не песок, который похоронил бы его заживо — а командовавший расстрелом полковник не распорядился затрамбовать могилу.

Пуля — прошла по касательной, контузив его. Тот майор был профессиональным стрелком, он выстрелил так, чтобы контузить его — но даже стоявшие чуть вдалеке солдаты смогут подтвердить, что жидовский шпион расстрелян и закопан. То, что старшие офицеры египетской армии поступили именно так — доказывает, что заговор в армии есть и то, что он слышал — не просто слова отчаявшегося офицера-танкиста…

Сухая земля присыпала рану и не дала течь крови, образовалась корка. Земля здесь чистая, солнце жарит так, что аж страшно — даже без антибиотиков заражение вряд ли будет. Болит очень сильно, попытка прикоснуться к ране вызвала такую боль, что аль-Джихади решил даже не перевязывать рану. Может быть, потом.

Он заворочался, высвобождая из земли ноги — и тут пальцы аль-Джихади наткнулись на что-то в земле… какой-то пакет. Сначала он подумал, что от контузии у него просто

начался бред… но это и в самом деле был пакет. Трясясь от холода — он вскрыл его. Там оказалась тонкая пачка египетских денег, сотня долларов, небольшая рация, фляга с водой, два куска сушеного мяса, фонарик, дешевые электронные часы с компасом и карта. Он включил фонарик — и увидел, что кто-то поставил на карте Суэца крестик красным карандашом. По-видимому — крестик обозначал это место.

Место, где его расстреляли.

Надо идти…

Иорданский журналист Мустафа аль-Джихади вспомнил молодость. Срочную он служил в бригаде Гивати, в секторе Газа, где и погиб в восемьдесят пятом при подрыве бронетранспортера. Обгоревшее до неузнаваемости тело похоронено на военном кладбище. Гоняли их в бригаде зверски — а если верить карте, то три ночи пути — и он выйдет к морю…

Три ночи пути. Но путь длиной в тысячу миль начинается с первого шага, верно?

И с этими мыслями — журналист заковылял на запад…

К морю — он вышел только на четвертую ночь. Сил — просто не было…

Весь день — он пролежал неподалеку отсюда, набросав на себя песка. Он слышал голоса, но кому они принадлежали — не знал. Да и не интересовался особо этим — если даже и увидят его, то увидят полумертвого, неизвестно кем подстреленного человека в арабской одежде. Наверное, попытаются помочь, а не пристрелят сразу…

На пятые сутки за ним пришли.

Из последних сил он выполз на берег, огляделся. Никого… только далеко — далеко — зарево на горизонте, огни Порт-Саида, города, который объявлен разрешенным для иностранцев и потому там был свет. Никого не было — ни патрулей, ни просто устроившихся на берегу парочек. Он подполз поближе к воде, посмотрел на часы и принялся ждать. Ему было предписано — каждый час, когда будет час ровно — подавать сигналы фонариком.

В два часа ночи — узконаправленный, но мощный луч со стороны моря прорезал темноту. Мустафа аль-Джихади не стал выключать фонарик — он понял, что спасен.

Через несколько минут — небольшая лодка подошла почти вплотную к берегу. Это была необычная лодка — она была как обычные скоростные лодки с жестким днищем — но баллоны по бортам были вдвое меньше стандартных, посередине — был мощный горб как на подводной лодке — в нем находились аккумуляторы. Были и два лодочных мотора — но оба с длинным трубами воздухозаборников. Такая лодка могла идти в надводном состоянии на обычных моторах, в полупогруженном состоянии — так что видны только трубы и изредка выныривает голова рулевого, чтобы осмотреться — и в полностью погруженном, на аккумуляторах. Четыре человека в черных водолазных костюмах и с автоматами Калашникова соскочили с лодки, как только она подошла на несколько метров к берегу и остаток расстояния до земли преодолели вброд. Дальше — двое заняли позиции на левом и правом фланге, а двое — бросились к подающему сигнал фонарику Агенту. Шаетет-13, спецназ израильских ВМФ — прибыл, чтобы забрать подавшего установленный сигнал бедствия агента.

Сильный, но невидимый невооруженным глазом луч света высветил его лицо — в приборы ночного видения он был виден прекрасно.

— Это он.

— Он в плохом состоянии.

Один из спецназовцев, очевидно получивший подготовку санитара начал осматривать лежащего агента. Боль вернула того из забытия — он пошевелился и застонал.

— Тихо, тихо… Ранение головы… вроде кость цела, но это серьезно. Сильное обезвоживание, усталость… полный набор, в общем.

— Дай ему воды.