Копейщики
Шрифт:
Теперь можно сохранить этот рисунок для дальнейшей расшифровки.
– А как быть с ножом?
«Что нож?
– В конце концов, это – всего лишь оружие. Хорошее, тщательно выверенное по весу, - офицер знал толк в хороших клинках и поэтому высоко оценил великолепно сделанный метательный снаряд.
– Правда, лезвие может сломаться, выпасть при быстрой ходьбе или езде верхом. В конце концов - его могут украсть. И всё же нужно постараться сохранить его… А бумаги?
– Мерон задумался.
– Бумаги надо бы спрятать в месте, где их никто не найдёт. Слишком опасным стало их содержание. Не зря такой красавец, - Жильбер с уважением посмотрел на сталь, - без сожалений по чьей-то злой воле покинул ножны!»
Короткий осенний день быстро отсчитывал минуты, удлиняя тени и покидая вспаханные под первый снег поля. Солнце, найдя прореху в тяжёлых лиловых облаках, на мгновение порадовало землю ярким светом и скрылось. Через час стало
Он убрал бумаги в свою потрёпанную сумку и прилёг вздремнуть до часа вечерней трапезы.
Сколько прошло времени, он не знал. Его не разбудили ни удары колокола, ни далёкое пение монахов в капелле. Его поднял на ноги тихий скребущийся звук.
Была глубокая ночь. Монастырь спал после дневных трудов, молитв и служб. Не было слышно даже чтения катехизиса в соседней келье, где поместился паломник наедине с обетом бессонницы. Звук повторился. В слабом свете, проникающем в комнату, источником которого был белый снег за окном, Мерон увидел, как через дверную щель под запорный крючок подсовывают тонкую полоску стали. Но засов, задвинутый с вечера Мероном, плотно сидел в гнезде.
Жильбер посмотрел на открытое окно. Там в проёме чернела толстая железная решётка. Выбраться через неё наружу не представлялось возможным. Он повесил сумку с бумагами через плечо, тихо подошёл к двери и встал у стены чуть в стороне от дверного проёма. Через пару минут засов оказался сдвинут в сторону, дверь, тихо скрипнув, отворилась. Мерон не дышал, скрытый распахнувшейся створкой. В келью тихо вошёл высокий человек. Взгляд его был устремлён к тёмному пятну постели. Мерон со всей силы ударил его дверью и выскочил в коридор. Отбросив к стене ещё одну фигуру, Жильбер застал врасплох третьего человека со свечой в руках. Сильный удар в живот опрокинул незнакомого монаха на пол. Не теряя ни секунды, прижимая к груди свои рукописные сокровища, Мерон побежал. Скатившись по лестнице, ведущей вниз, он толкнул дверь крипты. Затхлый тёплый воздух окутал его плотным чёрным плащом. Не дожидаясь, пока глаза привыкнут к темноте, Мерон, держась рукой за стену, натыкаясь на кости и черепа, пошёл на слабый свет в конце прохода. Лестница вывела его к дверям капеллы. Жильбер проскользнул внутрь, быстро пробрался боковой колоннадой к выходу и побежал вдоль стены монастыря. В южной части ограда была частично разрушена. Мерон подпрыгнул, подтянулся на руках и очутился по ту сторону каменной кладки. Ночь приняла его под своё покровительство. Жильбер быстрее ветра пересёк целину белого снега, тонким слоем укрывшего поля, и вошёл в лес. Теперь, за чёрной ширмой деревьев, его так просто не найти. Беглец перевёл дух и оглянулся. В монастыре то тут, то там зажигались факелы. Огни, словно в испуге, метались из стороны в сторону, роняя на снег клочки горящей пакли. Метель холодными порывистыми выдохами простуженных лёгких сбивала пламя вниз и одновременно сильными призрачно-белыми руками толкала Жильбера прочь от аббатства.
Часть 6. Новый итальянский поход
Глава 1
1762 г.
Немолодой уже человек в старом австрийском военном мундире сидел в одной из таверн Неаполя лицом к двери. Он выглядел, как один из ветеранов испанских авантюр Габсбургов. Итальянцы с плохо скрываемым пренебрежением поглядывали на его одежду, на потускневшие пуговицы, украшенные чёрными орлами, на следы эполет на сильных плечах. Хозяин заведения указательным пальцем с усмешкой показывал повару заплатки на локтях и коленях бывшего офицера. Но тот не замечал косых взглядов. Его ладони нервно поглаживали бокал с густым красным вином. Усталые глаза на худом лице аскета медленно обводили полупустой зал, оценивающе останавливаясь на редких в эту пору посетителях. Постороннему наблюдателю показалось бы, что делает он это по привычной отработанной системе. Первым делом ветеран рассматривал руки людей, держащих куски жареной свинины или ковыряющих пасту деревянными ложками, потом переводил взгляд на обувь, лица и спины. Вся его поза выражала беспокойство и плохо скрываемую тревогу. Но, не найдя в облике завсегдатаев таверны ничего подозрительного, отставной офицер постепенно успокоился, оставил это занятие и предался размышлениям.
Вот уже почти тридцать лет он менял страну за страной, город за городом. Жена, которой он обзавёлся в самый спокойный, но недолгий период жизни,
Ветеран даже не помнил его названия. Где-то в Провансе, а может быть, в Анжу.
Спасибо, что не забыла оставить память о себе. Пара писем с упрёками не шли ни в какое сравнение с сыном, который вырос в высокого здорового парня с выразительными чёрными материнскими глазами.
Человек пригубил вино и вздохнул. Иногда ему думалось, что он устал от этой жизни, от ставшей уже навязчивой идеи, от вечного недовольства собой, от параноидальной тяги к неразрешимым загадкам и шифрам. Лучшие годы он потратил на поиск ключа, который позволил бы проникнуть в придуманную кем-то потайную комнату, на мгновение приоткрытую когда-то одним маленьким стихотворением.
«Последняя мистификация последнего Штауфена удалась!» – Мерон сделал ещё один небольшой глоток из бокала.
Давным-давно ушедший в мир иной король заставил Жильбера объехать половину Европы. Копаться в архивах, скрываться от шпионов Габсбурга и от настойчивых преследований ещё одного тайного, упорного, неизвестного врага. Где бы он ни находил убежищ или укромных уголков в своих попытках обрести более спокойную жизнь - опасность и там находила его. Казалось бы, пять лет в Богом забытом Штеттине дали ему надежду. Эти пять безоблачных лет службы прусскому королю принесли Мерону относительный достаток и возможность дать образование сыну. Но Жильбер никогда не забывал, что владеет некой до конца не раскрытой тайной, ради которой в прошлом подвергал свою жизнь риску, и которая не давала ему покоя все эти годы. Шесть покушений за тридцать лет: два выстрела в спину, нож, оставивший длинный шрам на груди, взбесившаяся лошадь, которая едва не убила его. Рухнувшая стена старого дома и, наконец, яд, доставшийся денщику, который просто попробовал вино перед тем, как подать его к ужину. Три дыры в теле не научили беглеца осторожности. После каждого такого случая он бросал немногое нажитое и, заметая следы, пускался в бега. Вот так же Мерон бросил и Пруссию, оставив сына на попечение армейского приятеля под защитой крепостных стен. С тех пор чутьё никогда его не подводило. Даже сейчас оно подсказывало, что где-то рядом - опасность.
Но безумная страсть и привязанность к тайне, которая стала Жильберу женой, любовницей и путеводной нитью, вела его всё дальше по тропе предназначений.
Время просто сделало его мудрее и опытнее. Бывший офицер теперь предпочитал действовать через посредников. Вот и сегодня он просто ждёт. Два золотых луидора за пару листов бумаги – достаточная плата книжным червям.
Неделю назад старый лиценциат-богослов взял у него рисунок-копию гравировки с лезвия ножа, просвистевшего однажды у Мерона над головой…
«Ага, вот и он», - подумал Жильбер, заметив входившего в таверну забавного коротышку в смешной шапочке бакалавра.
Мерон поднял руку. Старый magister университета увидел жест и поспешил к столу.
– Задали вы мне задачку, – отдуваясь, новый посетитель таверны вытащил платок и вытер лицо.
– Уф! Жарко сегодня!
Жильбер нетерпеливо протянул руку. Но магистр не спешил.
– С Вас, мой друг, ещё один золотой. Пришлось, знаете ли, потрудиться. В закрытые указом Святого престола архивы просто так не попадёшь. Папские правила строги, милейший. Только избранным, только избранным, мой друг! Поэтому нужен был особый ключик, - старик, улыбаясь, потёр друг о друга подушечками пальцев.
Мерон, не долго думая, бросил на стол монету. Тут же в его руки перекочевала бумага. Офицер торопливо развернул её и стал читать.
«…После консультаций со знатоками старых геральдических сводов можно сделать заключение…»
Жильбер недовольно поднял глаза на архивариуса.
– Можно было обойтись без казуистики и вступлений.
Старик пожал плечами и постучал обкусанным ногтем по бумаге.
– Читайте, милейший, читайте…
«…Герб или, если угодно, печать: на чёрном поле лилия в виде puntale giavelotto [164] , переплетённая верёвкой - знак монашеского ордена "Chevaliers de'1 Odre de Notre-Dame de Sion" (Кавалеры ордена Богоматери Сиона). В нашей библиотеке сохранился документ, подаренный архиву в числе прочих свитков основателем университета королём Фридрихом Сицилийским. Часть письма, датированного 1125 годом, с частично утраченным текстом, содержит la firma [165] и печать приора Нотр-Дам де Сион Арнальдуса и подпись Гуго де Пейна с его личным гербом в виде оттиска перстня…»
164
untale giavelotto (итал.) – наконечник копья.
165
la firma (итал.) – подпись.