Корабль для уничтожения миров
Шрифт:
– Мы этого не знаем. Наши собственные энергетические экраны способны защитить нас от ядерных взрывов.
– Экраны используют эффект поля, сэр. Это энергия, а не материя. Пока мы не наблюдали в действиях объекта ничего, кроме построения элементов. Он не создавал никаких сложных устройств, не излучал никакой когерентной энергии. А наши экраны-шунты – это не волшебство. Прямое попадание снаряда с мощной ядерной боеголовкой – и «Рысь» испарится.
– «Рысь» – это «Рысь», Хоббс. А этот объект – нечто большее. Но он неопытен, и всякий раз, когда мы его атакуем, мы
Хоббс покачала головой.
– Если мы станем бомбить его ядерными бомбами или облучать лазерами, он адаптируется и к первому, и ко второму, – сказал капитан.
– Сэр, у него должны существовать структурные ограничения…
Зай шагнул к ней и знаком попросил замолчать.
– Этот объект – вовсе не космический корабль, Хоббс. Его нельзя рассматривать как некую инженерную проблему. Попытайтесь на миг мыслить по-риксски. Для них этот объект – вообще не артефакт.
Хоббс глубоко вдохнула. К чему клонил капитан? Да, безусловно, объект имел колоссальные размеры и являлся продуктом неизвестных научных изысканий. Но уже не первое столетие Империя сражалась со странными достижениями техники, зачастую превосходящими ее собственные.
Может быть, Лаурент Зай перестал верить в то, что способен победить в этом сражении?
– Если это не артефакт, сэр, то что же это тогда такое?
– Это живое божество.
Хоббс сглотнула подступивший к горлу ком. Уж не лишился ли капитан рассудка?
– Это не означает, что его нельзя убить, капитан.
Зай улыбнулся.
– Верно, не означает. У нас есть возможность его уничтожить. Но наше решение должно носить абсолютный характер. Речь должна идти не просто об энергии как таковой, но о разрыве ткани пространства-времени. О черной дыре. Саморазрушение – единственный возможный способ.
– Капитан, у меня есть другие предложения…
– Молчите, Хоббс. Пора.
Зай стремительно прошел мимо нее и, как только они вошли в шлюзовую камеру, дал блистеру команду сложиться. Хоббс поняла, что спорить бесполезно. Этот человек зациклился на смерти. Вот почему он приходил сюда, в блистер. Для того, чтобы предаться мрачным размышлениям о собственной обреченности.
«Бедный Лаурент, – думала Хоббс. – Отказ применить „клинок ошибки“ отнял у него все силы, подорвал изнутри».
И вот теперь утраченная ваданцем честь сосредоточилась для него в этом объекте, возвращение чести снова стало достижимо, оно превратилось в последний и единственный шанс умереть за Императора.
Шагая следом за капитаном к командному отсеку, Кэтри Хоббс вдруг ощутила прикосновение пристегнутого к запястью пистолета и подумала о том, стоило ли спасать капитана от покушавшихся на его жизнь мятежников.
– Десять минут, сэр.
Тысяча секунд – и риксский крейсер снова подлетит на такое расстояние, что «Рысь» окажется в зоне обстрела. Хоббс покачала головой. Ей казалось, что это чистое безумие – пережив бой с превосходящим противником, подвергать себя риску еще одного сражения. Однако думать об этом было уже поздно. Даже при максимальном ускорении фрегат больше не смог бы уцелеть в битве.
– Какова
– Сэр?
– Между нами и риксским крейсером.
Хоббс переключила разметку шкалы на световые секунды. Не вздумал ли капитан выйти на связь с врагами?
– Девять секунд в обе стороны, сэр.
– Тогда будем ждать, – сказал Зай. «Чего ждать?» – подумала Хоббс.
Прошло сто секунд. Риксский корабль приближался. Теперь он сбавлял скорость, а объект извивался в пространстве между «Рысью» и крейсером.
Хоббс сосредоточилась. Она пыталась вспомнить о том, каким считала Зая десять дней назад. Она считала его воплощением чести и компетентности. Она бы умерла за него – без вопросов. Почему же теперь ею овладели сомнения?
Она снова обдумала сложившееся положение. Приказ, полученный «Рысью», был ясен и четок: не допустить контакта между гигантским разумом и риксским крейсером. Для того чтобы этого добиться наверняка, существовал единственный способ. Вероятно, саморазрушение можно было считать почетным выбором. Но создавалось такое ощущение, что Лаурента просто-таки тешит мысль о гибели, а других вариантов он словно бы не видит и не желает обдумывать даже тогда, когда было время для выбора.
А теперь времени выбирать не осталось.
Кэтри гадала: не в том ли причина ее сомнений, что она позволила себе по-дурацки влюбиться в капитана? Неужели из-за того, что Зай отверг ее любовь, она стала не так верна ему? Хоббс пыталась воскресить в себе то чувство долга, которое заставило ее поступить во флот. Покинутая ею утопианская планета представляла собой тихую гавань, где можно было жить в безопасности и радоваться. Здесь, на грани гибели, Кэтри должна была постичь высший смысл своего предназначения. Такова аксиома служения Империи: Древний Враг придавал жизни смысл.
Но перспектива самоубийства ничего не будила в душе Кэтри Хоббс, кроме сожаления и страха. И желания найти выход.
Она посмотрела на таймер.
– Они выйдут на огневой рубеж через пятьдесят с небольшим секунд, сэр. Задержка со скидкой на скорость света в данный момент – пять секунд.
– Ведите фрегат вперед, первый пилот. Мне нужно столкновение с объектом через сорок секунд. Плавное ускорение.
Вот так.
Первый пилот Марадонна встревоженно глянул на Хоббс. У Кэтри голова пошла кругом. Чего от нее хотел Марадонна? Хоббс кивнула пилоту. Она надеялась, что ее взгляд подскажет ему: «Доверься мне».
Доверься – но в чем?!
В ответ на ускорение величиной в два g фрегат слегка дрогнул. Призрак гравитации заставил заскрежетать металл со всех сторон. Капитан и не подумал возмущаться.
– Фрик? – проговорил Зай.
Бортинженер находился на мостике. Он был готов управлять генератором сингулярности под бдительным наблюдением капитана. Черная дыра могла войти в состояние критической мощности только с одобрения главного бортинженера. Если бы он захотел, то мог остановить все это. Хоббс задумалась: не хочется ли Уотсону Фрику взбунтоваться? Она не была в этом уверена.