Корабль мечты
Шрифт:
Мужчина открыл печку, стоявшую в комнате, и нашел щипцы, которыми Скаваморто пользовался вместо кочерги. Зажав щипцами монету, Шимон поднес ее к пламени и подождал, пока золото накалится. Когда металл уже начал плавиться, Барух опустился на колени и быстрым отчаянным движением прижал монету к ране. Если бы его крик не был немым, вопль услышали бы по всему Риму. Чуть не потеряв сознание от боли, он повалился на пол. Глубоко дыша, Шимон попытался справиться с мучениями, представляя себе, что увидит в зеркале. Со слезами на глазах он рассмеялся и заставил себя встать, чтобы посмотреть
Мужчина вновь расхохотался.
– Ты безумен… – Скаваморто вновь пришел себя. Он дрожал от холода.
Шимон повернулся к своему пленнику, на лице у него читалась ярость. Он протянул Скаваморто три золотых монеты.
– Да он же не убил тебя… – прошептал могильщик, только сейчас понимая, с кем имеет дело. – Ты тот самый еврей!
Шимон, устыдившись, отвернулся. На мгновение он снова превратился в запуганного купца, каким всегда был.
«Я больше никогда не буду бояться, – подумал он. – И я больше никогда не буду евреем».
Шимон посмотрел на Скаваморто. Этот человек ему нравился. Но нельзя было оставлять его в живых.
Он пнул печурку, и та перевернулась. Затем Барух вышел из комнаты, сел в телегу и принялся до крови хлестать арабского скакуна.
Кладбище осталось позади.
В какой-то момент Шимон оглянулся. Из домика Скаваморто валил густой дым. Вопли кошмарной молитвой неслись к небесам.
Глава 17
Ночь в доме Анны дель Меркато прошла спокойно. Огонь мерно потрескивал в печи. На рассвете Анна раздула угли и разогрела остатки супа.
Когда монах вышел до ветру, Меркурио, жуя корку вымоченного в супе хлеба и половинку луковицы, склонился к Цольфо.
– Когда он вернется, ты с ним попрощаешься, и мы уйдем.
– Нет, я останусь с ним, – ответил мальчик.
– Ты что, дурак? – опешил Меркурио. – Что ты надумал? Стать его служкой?
– Останься с нами, Бенедетта. – Не обращая на него внимания, Цольфо повернулся к девушке.
– Я с церковником ходить не стану, – решительно заявила Бенедетта.
– Мы будем вместе бороться с евреями и отомстим за Эрколя.
– Да что у тебя в голове творится?! – возмутился Меркурио.
– Брат Амадео сказал, что я должен рассказать о случившемся. Тогда христиане поймут, что евреи – хуже саранчи, карой небесной обрушившейся на египтян, – выпалил Цольфо. – Брат Амадео мне как отец. Он мой идеал, и я счастлив, что нашел его.
– Что ты несешь?! – напустилась на него Бенедетта. – Этот монах просто вкладывает свои слова тебе в рот…
– Оставь его. Он всего лишь глупый мальчишка, – осадил ее Меркурио и повернулся к Цольфо. – Наши отцы даже не узнали о нашем рождении, а наши матери бросили нас на произвол судьбы. Они оставили нас у приюта, и им
– Мне все равно, что ты говоришь. – Цольфо скрестил руки на груди и посмотрел на Бенедетту. – Так ты со мной останешься?
Девушка молча посмотрела на него, в ее глазах вдруг вспыхнула давняя боль.
– Мать продала меня священнику. Он был первым, кто возлег со мной, – прошептала она, закусывая губу, чтобы не разрыдаться. – Нет, я не останусь.
Меркурио смутился, но Цольфо продолжал вести себя так, словно признание девушки ничуть его не тронуло. Впрочем, Меркурио знал, что так мальчик борется со своим страхом.
– Пойдем с нами. – Он сжал запястье Цольфо.
Ребенок отпрянул.
– Отдай мне мою долю.
Бенедетта посмотрела на Меркурио, и тот кивнул. Девушка отсчитала шесть золотых монет и положила на стол. Цольфо тут же схватил их.
Вернувшись, брат Амадео заметил напряжение за столом. Он подошел к Цольфо и по-отечески опустил ладонь на плечо мальчику. Бенедетта и Меркурио сидели напротив.
И тогда Цольфо разжал пальцы и протянул монаху деньги, словно бросая своим бывшим попутчикам вызов.
При виде монет брат Амадео широко распахнул глаза от изумления.
– Господь благословил наш священный поход этими деньгами.
– Скаваморто хотя бы честно отобрал у тебя монеты, идиот, – буркнул Меркурио. Он опустил на стол серебряный. – Это для Анны дель Меркато. Надеюсь, эта монета не окажется в твоем кармане, монах. – Не сводя с церковника глаз, он встал и направился к двери. – Пойдем, Бенедетта.
Девушка смотрела на Цольфо. Она знала, что за этой равнодушной личиной скрыта ранимая душа мальчонки. И Бенедетта понятия не имела, как ему помочь. Покачав головой, она пошла за Меркурио.
Анна дель Меркато возилась в огороде. Она видела, как уходят ее вчерашние постояльцы. Так было всегда – вечером они приходили, утром уходили. Но этот мальчик был не таким, как все остальные. И он носил теперь одежду ее супруга. У женщины болезненно сжалось сердце. Она подняла сапку, махнув детям на прощание. Заливаясь слезами, Анна сама не заметила, как выполола стебель горчицы, переживший зиму.
– Куда теперь? – осведомилась Бенедетта.
Меркурио погрузился в раздумья. Он до сих пор не пришел в себя после признания Бенедетты. Мать продала ее священнику. Да, всех их жизнь не пощадила, это Меркурио понял уже давно. Но сейчас он в полной мере осознал смысл слов Скаваморто – «Знаешь, иногда лучше бы ребенку оказаться в сиротском приюте, чем жить с родителями».
– Так что, куда идем? – повторила Бенедетта.
– Знаешь, что мне сегодня утром сказала Анна дель Меркато? Спросила, есть ли у меня цель.
– И что это значит?
– Она сказала, что у каждого человека должна быть цель в жизни, иначе он словно бы и не живет вовсе.
– А у нее какая цель? – насмешливо спросила Бенедетта.
– Ее цель состояла в том, чтобы заботиться о муже, – несколько неуверенно протянул Меркурио. – А теперь он мертв. Она сказала мне, что с ним умерла и частичка ее души.