Корабль отстоя
Шрифт:
В Баку было много солнца.
Папа и коммунизм
Как-то папа рассказал мне про коммунизм: работать будет необязательно, а в магазинах все можно будет получить без денег.
– Как без денег? – спрашивал я.
– Так, – говорил он, – деньги вообще отменят.
– Как это?
– Все из-за производительности труда. Она будет такой большой, что товары ничего не
– А кто их будет делать?
– Машины. Все будут делать машины. Человек вообще ничего не будет делать. То есть работать будут только те, кто не сможет не работать. То есть работать будет необязательно.
– Чем же они будут заниматься?
– Они будут читать, ходить в театры, развиваться духовно.
– А те, кто останется работать, не будут развиваться духовно?
– Будут. Все будут развиваться.
– А сейчас они не могут развиваться?
– Нет. Слишком много времени тратится на работу.
– Значит, если работаешь, то уже не развиваешься?
– Да нет, же, просто свободного времени будет очень много.
Помню, меня этот разговор поразил.
И ещё меня поразило то, что я почувствовал, как папа неуверенно обо всем этом говорит.
«Что-то тут не то», – решил я про себя и больше никогда не заговаривал с ним о коммунизме.
Новая школа
После пятого класса мама решила, что нам необходимо переходить в другую школу. Наша же только восьмилетка.
Конечно, можно было перейти и после восьмого, но она посчитала, что нам надо привыкнуть к классу.
Так мы попали в новую школу. Я – в шестой, Серега – в пятый, Валерка – в четвертый класс. Она оказалась вроде бы лысая, что ли. Имеется в виду школа, конечно. Наша старая вся заросла деревьями, а здесь – голое поле и кое-где чахлые кустики. Они потом выросли, но тогда – такая тоска.
И встретили нас не очень. Какое-то все неуютное, другое: другие преподаватели, другие все.
Мальчишки решили меня побить. Оказывается, у них всех новичков для начала хорошенько лупили. Собирались кучей и нападали. У нас такого никогда не было. Я все пытался узнать за что. Никто не мог ничего сказать. Просто так. Всех валтузили.
Меня посадили за одну парту с Мухой. Настоящее имя его – Магомед, или Мухамед, но все звали его Мухой. Двоечник и предводитель классной банды мальчишек. Именно они и молотили новичков. Мы с Мухой тут же подружились, потому что ему надо же было у кого-то списывать. Он списывал у меня. Потом, по секрету, он мне сообщил, что меня решили не бить. Тогда-то я и узнал, что у них существует такой обычай. Тогда-то и спросил: почему надо человека бить? Муха не мог ответить.
Он вообще по-русски говорил очень плохо, но парень был сильный и потому уважаемый.
Но
Они дрались цепями. Толстыми, тонкими, длинными, короткими, велосипедными и доморощенной вязки. У каждого в кармане лежала цепь. Могли взять в круг и исхлестать. Шивилова звали Сергей.
Таня
Мне нравилась девочка Таня. Таня Авдеева – высокая, рослая. Я её сразу отметил. Когда она шла по проходу к доске, у меня замирало сердце. Я решил, что влюблен.
Оказалось, и Муха влюблен в Таню. Так говорили мальчишки. Они говорили: «Муха влюблен в Авдееву». И это было правдой. Муха мог дать подзатыльник любому, но при Тане робел. Она могла так ответить и при этом вся, словно выпрямлялась.
В ней чувствовалось достоинство, и мне она казалось прекрасной.
Она была совсем некрасива внешне – рослая, нос с широкими ноздрями, она его смешно утирала, широкий лоб, серые глаза навыкате, небольшая грудь и крупные ноги с жирком.
Но я это понял потом, и что называется, умом.
А если не умом, то она была очаровательна.
Финка
Меня все время сажали к двоечникам. То есть меня пересаживали.
Те у меня списывали и потому сразу же со мной дружили. Высокие – Абашин и Белов, потом Ефремов, среднего размера, весьма аккуратный и тупой и, наконец, Бородин.
Этот маленький и вредный. Он все пытался меня запугать, устрашить, для чего разговаривал на блатном жаргоне и делал выпады руками.
Таких, как он, вокруг хватало, я к ним привык и мне было не страшно.
И потом они воевали друг с другом за лидерство. Так что Шивилову приходилось несладко. Ему все время приходилось доказывать, что он – самый-самый, для этого надо было донимать учителей, срывать уроки, уходить из школы. Все это получалось у него лучше, чем у всех остальных.
Абашин считался трусливым парнем, и в драке, я думаю, от него можно было ожидать удара сзади. Я никогда не видел его в деле, но мне так казалось.
Белов слыл местным юмористом. Он побаивался Шивилова, но давал всем клички. Меня он стал звать «Покрывало», но кличка за мной не закрепилась. Она мне не нравилась, и я считал Белова полным идиотом.
Потом Абашин и Белов ушли из школы в ПТУ. Ушел Ефремов и Бородин.
Шивилов остался. У него имелись состоятельные родители.
Мы жили с ним в одной стороне и иногда возвращались из школы вместе. Я побывал у него дома, он – у меня.
Я показал ему финку. Наверное, мне хотелось произвести на него впечатление, и я произвел: он смотрел на нее, как зачарованный.