Корабль призраков
Шрифт:
Но и к ужину Карпик не появилась.
Когда мы с Вадиком вошли в кают-компанию, банкир одиноко сидел за нашим столиком с всклокоченными волосами и в сбившемся набок галстуке от Живанши. Такого беспорядка в прическе и одежде я и представить себе не могла. К тому же он показался мне небритым: даже щетина от огорчения начала расти быстрее, надо же, подумала я про себя. Хмурый вид банкира вступил в явное противоречие со всей кают-компанией. Мертвого тела на корабле больше не было, при известной доле воображения можно было даже решить, что его не было никогда, досадное препятствие устранено, и можно спокойно
– Вы не улетели? – сусальным голосом спросила я, а Вадик хмыкнул: что ж ты за папашка, если даже с тринадцатилетней девулей справиться не можешь?
– Улетел, разве вы не видите?
– А Карпик так и не появлялась?
– Появится – убью, – мрачно пообещал любящий отец.
– Ну, не стоит прибегать к крайностям. В конце концов, для кого вообще вы затеяли это путешествие? Для себя или для нее?
– Для нее, – наконец сдался банкир. – Но я не хотел бы, чтобы все эти м-м… неприятные события… как-то травмировали мою дочь.
Бедный ты, бедный, подумала я, видел бы ты, с каким увлечением твоя дочь говорила о произошедшем убийстве, как оно занимало ее… Как она ничего не боялась. Но я не стала вдаваться во все тонкости прихотливой детской души, а только сказала:
– Тогда пусть она делает что хочет.
– Если позволять ей делать то, что она хочет, мы взлетим на воздух в ближайшие сорок восемь часов.
Я вздрогнула: после того как была прочитана тетрадь Митько, любые связанные с ней цифры приобретали для меня сакральный смысл.
– Почему – сорок восемь? – спросила я.
– Вы правы. Ей хватит и двадцати четырех.
– Перестаньте дуться, Валерий Адамович.
– Можете называть меня Валерием, – морально сломленный банкир позволил себе снизойти до простых смертных.
– Можете называть меня Евой, – сказала я, и он улыбнулся.
Ну, все, Карпик, ты можешь выходить из укрытия. Судя по всему, ты прощена.
– Послушайте, Ева, где она может быть? – Банкир перестал злиться и начал запоздало беспокоиться о дочери.
– Я не знаю. Я правда не знаю. Вам имеет смысл переговорить с капитаном или с кем-нибудь из команды, они прекрасно знают корабль и могут предположить, где она прячется. Но лучше этого не делать, мне кажется. Она устанет, проголодается и вернется сама.
– Вы не знаете Карпика. – Банкир сокрушенно покачал головой. – Однажды она не ела трое суток только потому, что мы поссорились. Мы оба были не правы… А она посчитала, что я не прав больше, чем она… Она очень справедливая девочка. Тогда я ухаживал за девушкой, которую она возненавидела. Уж не знаю почему. Начала дерзить Наталье…
– Вашей любовнице? – Я тоже позволила себе маленькую дерзость.
– Мы собирались пожениться, – поправил Сокольников.
– Извините…
– Наталья даже переехала ко мне. И Лара превратила ее жизнь в ад. Она умеет это делать, поверьте…
Я вспомнила крутой бычий лоб Карпика и едва тлеющую ярость в глазах: такая действительно может превратить жизнь в ад. Или в рай – в зависимости от отношения.
– Что она только не делала! Я уже не говорю о мелких бытовых гадостях типа южноамериканских
– Beast… Fuck you… – произнесла я себе под нос, вспомнив реплику Карпика относительно Клио.
– Вы что-то сказали?
– Да нет. Так просто. Поток сознания… Значит, Карпик перестала есть?
– Да. На третий день я понял, что это серьезно.
– Пришлось капитулировать? – сочувственно спросила я.
– А как вы думаете?
– А она хоть как-то пыталась наладить контакт с девочкой, эта ваша невеста?
– Она боялась ее как огня…
– …И говорила девочке всякие подлые вещи в ваше отсутствие. Что-то вроде “Я все равно тебя дожму, маленькая хромая сучка”, – сказала я и сама испугалась своих слов.
Но банкир не обиделся, разве что посмотрел на меня с напряженным вниманием:
– А вы неплохой психолог, Ева… Как-то раз я вернулся с работы чуть раньше… и услышал их ссору на кухне. Это были примерно те же выражения… Но как вы могли догадаться?
– Просто поставила себя на место обеих сразу. С Натальей вы, конечно, расстались.
– После того, что услышал, да. Никто не имеет права делать больно моей дочери. Даже женщина, которую я хотел бы видеть своей женой…
– Тогда предупреждайте всех кандидаток заранее.
– Дело не в них… А в том, что Карпик обожает, когда выходит из наших столкновений победительницей. Когда я сдаюсь. Когда я капитулирую.
– Может быть, не стоит вести боевых действий? Тогда и белый флаг выбрасывать не придется…
– Если вы где-нибудь увидите ее… Ну, случайно… Она же не будет прятаться вечно, правда? Если вы увидите ее, скажите, чтобы она пришла…
– И что папа не сердится, – добавила я.
– Хорошо. Скажите, что папа не сердится, – согласился он.
…Проходя мимо каюты Митько, я обнаружила, что она опечатана. Но теперь это не имело уже никакого значения. Сейчас значение имела только Карпик. Перипетии с несостоявшимся отлетом Сокольникова и неожиданное исчезновение девочки на время отодвинули, заслонили от меня дневниковые записи Митько. Да и саму мысль о том, что среди пассажиров находится человек, виновный в смерти семи юношей. И еще одного – старпома. Но скорее всего дело было не в Карпике и не в ее отце, – просто моя потрепанная, поднаторевшая в многочисленных несчастьях психика сама ставила защитные барьеры и держала оборону по всем направлениям.
Надо найти девочку и сказать, что опасность миновала. И кажется, я знаю, где ее искать. Вот только нужно найти проводника понадежнее.
Я нашла стюарда Романа в опустевшей после обеда кают-компании. Он уже убрал со столов и теперь сидел в кресле у музыкального центра. И, ковыряясь в зубах зубочисткой, читал Ортегу-и-Гассета. До чего же странны вкусы матросов этого корабля, мельком подумала я.
– Вам что-нибудь нужно? – приветливо спросил стюард.
– Вы не подскажете, как найти некоего Макса?