Корабль
Шрифт:
Он повертел голову в руках, рассматривая модули памяти и разработчиков.
– Трансмиссия пока вроде в порядке, энергетическая ячейка содержит достаточно заряда, но…
– Но что?
– Проверка интеграции выполнена лишь на семьдесят один процент.
– О чем это говорит? Мы не получили полное сознание?
– Трудно сказать.
– Как активировать голову? – спросила Эвелин.
– Здесь, – Найтингейл показал ей. – Но тебе лучше подождать, пока мы…
Эвелин проигнорировала совет и нажала выключатель:
– Адам? Ты меня слышишь, Адам?
Из микрофона под недоделанным лицом
– Адам?
– Бартоломеус, – раздался невнятный голос.
– Нет, это я, Эвелин. Мы вернули тебя на Землю, Адам. Ты слышишь меня? Что ты помнишь?
– Я… Адам? – прохрипел голос из громкоговорителя.
– Это не очень хороший знак, – Найтингейл указал на голову. Единственным устройством ввода информации на ней был микрофон, установленный Максом. – Он ничего не видит и ничего не чувствует. Должно быть, состояние, будто ты плывешь в небытие. Сенсорная депривация, Эвелин. Если он уже нестабилен, это может его убить.
Эвелин потянулась к выключателю.
– Ты солгал мне, Барт.
Эвелин убрала руку.
– Ты солгал мне, – повторил Адам.
Его голос звучал необычно напряженно и устало, будто ему было тяжело говорить. Эвелин надеялась, что все дело в маленьком громкоговорителе.
– Ты сказал, что вы не превращаете бессмертных в Говорящих с Разумом. Но на старой космической станции за пределами Млечного Пути я нашел Эллергарда…
– Что вы еще видели, Адам? – быстро спросила Эвелин.
– Барт? Я почти не слышу тебя. Ты говоришь как-то странно. Почему я ничего не вижу? Где мое тело? Что-то случилось во время транспортировки. Где я нахожусь?
Эвелин наклонила голову и заговорила прямо в маленький микрофон, который ей показал Найтингейл:
– Что с Эллергардом, Адам? Что насчет остальных? Что вы узнали?
– Я хочу поехать на море, отец, – из громкоговорителя послышался детский голос. – Могу ли я поехать на море?
– Адам…
– Ребекка… Почему все темно, Ребекка. Ты выключила свет? Но окно… Где окно? Я не вижу его…
– Это говорит Эвелин, – четко и медленно сказала женщина. – Что вы узнали? Что вы помните?
– Ты солгал, Барт? – Адам чуть ли не плакал. – Почему ты лжешь? Я всегда доверял тебе, но ты солгал мне. И Крисали… Ты сказал, что вы хотите им помочь. Но я был рядом с ними и видел, как они погибали.
Голос снова изменился.
– Я не вижу тебя, Ребекка. Ты здесь? Ты можешь стать Говорящей с Разумом, как я, слышишь? Почему ты не отвечаешь? Ребекка! Веришь ли ты в судьбу? Возможно, судьба хотела, чтобы мы остались вместе. Именно поэтому обследование у тебя оказалось таким же неудачным, как и у меня два года назад. Какое совпадение! Совпадение? Может ли это действительно быть совпадением? Какова вероятность, что омега-фактор оказывает на нас влияние? Невероятно мала, да, очень мала. Значит, за этим стоит судьба. Ты слушаешь, Ребекка? Судьба. Почему так темно? Ребекка? Это судьба. Мы вместе будем путешествовать к звездам. Как странен этот омега-фактор. Машины говорят, что работают над ним. Но кто-то сказал, что омега-фактора не существует. Крисали, они помогли мне, без них я был бы мертв, но война убивает их. Корабль, странный корабль… Как странно. Отец? Я хочу на море, отец…
– Война? – повторила Эвелин. – Какая война?
–
Эвелин повернула голову:
– Что с ним? Почему он говорит так странно? И почему его голос так меняется?
Макс, завернутый в адаптивный комбинезон, наклонился вперед и указал на открытые соединения.
– У него отсутствуют нейростимуляторы. Мы хотели добавить их позже, после завершения сборки фактотума. Как и другие Говорящие с Разумом, Адам уже много лет стареет, у него дегенерация нейронов. Чтобы ясно мыслить, ему нужны нейростимуляторы.
Эвелин уставилась на голову. Из маленького динамика слышались странные звуки, не слова, а отдельные бессмысленные звуки.
– Он видел Эллергарда, ты это слышал. Как машинам удалось превратить его в Говорящего с Разумом?
– Возможно, омега-фактор действительно существует, – предположил Найтингейл. – Может, не в виде редкого генетического дефекта, как утверждают машины, а как инструмент, с помощью которого Кластер может пополнять число Говорящих с Разумом. Каким-то образом они изменяют людей так, чтобы те не получали бессмертия.
– А бессмертные? – спросила Эвелин, держа фактотум, откуда продолжали доноситься звуки и можно было разобрать нечто похожее на «Ребекка». – Эллергарду почти семьсот лет. Как его можно было превратить в Говорящего с Разумом?
На ум пришел Кромби, мужчина двух тысяч лет, живший на необитаемом острове и считавший песчинки. Может, он не поплыл в море, чтобы умереть, а стал Говорящим с Разумом, как Эллергард? Бартоломеус говорил очень убедительно, и Эвелин была готова ему верить.
– Я не знаю, как машины это делают, – сказал Максимилиан. – Но мы знаем, что бессмертных нельзя использовать в качестве Говорящих с Разумом. Наше сознание не подходит для путешествий по квантовому каналу. Кластер знал об этом уже несколько столетий назад, это было подтверждено Эстебаном, Шанталь и Розенбергом из группы Аляск в ходе исследовательского проекта. Ты знаешь результаты тестов, Эвелин. Вероятно, причина в ускоренной нейродегенерации, когда на какое-то время происходит потеря памяти.
Их прервал глухой гром, грохот, похожий на приближающуюся бурю. Пол и стены дрожали. В шкафу задребезжали оставшиеся картриджи для форсунок и маленькая коробочка с датчиком, считывающим коды. Это был особенный подарок, который Эвелин получила от Джаспера. Хотя они и расстались, подарок грел Эвелин душу.
– Это был взрыв? – удивленно спросил Макс.
Эвелин снова заговорила в маленький микрофон головы фактотума:
– Вы меня слышите, Адам?
– Это ты, Ребекка?
Она колебалась, но недолго:
– Да, это я, Ребекка. А теперь тебе нужно спать, Адам.
– Спать? Я не хочу спать! – Голос звучал удивительно по-детски.
– Когда ты проснешься, будет светло, обещаю тебе, Адам. И тогда ты сможешь чувствовать свое тело.
– Ребекка? Давай пойдем поплаваем? Или можем покататься на лодке моего отца…
– Спи, Адам.
– Я не хочу спать! Я…
Эвелин отключила голову и положила ее в рюкзак на спине под адаптивным комбинезоном. От этого у нее появился горб, но это ее ничуть не смущало.