Кораблекрушения
Шрифт:
Возле плота появляются рыбы нового вида, поменьше, длиной около 12 дюймов. Вращая своими большими круглыми глазами, они кидаются под плот и крепкими челюстями клюют его в днище. Должно быть, это толстокожие спинороги. Их сородичи, обитающие среди рифов, питаются кораллами и считаются ядовитыми, но люди, пережившие кораблекрушение, нередко употребляли в пищу спинорогов без особого ущерба для здоровья. «Ладно, для моего стола сгодится любое блюдо, лишь бы унять сосущее чувство голода, иначе в скором времени я могу сойти с ума, начну есть бумагу и пить морскую воду», — думает Каллахен.
Мореплаватели-одиночки часто разговаривают сами с собой, спрашивают у себя совета, как лучше поступить в том или ином случае. Они пытаются поставить себя на место другого человека, чтобы убедиться в необходимости какого-то действия.
Голод и жажда
Вид резвящейся рыбы усиливает боль в пустом животе. Любая рыбалка, которую Стивен затевает, неизменно заканчивается провалом. Однажды ему все же удается загарпунить спинорога, но он срывается со стрелы подводного ружья. Каллахен изобретает невиданную наживку: связывает вместе несколько крючков, насаживает на них кусочек белой нейлоновой тесьмы, клочок алюминиевой фольги и ломтик драгоценного лакомства — солонины. Одна дорада кидается на нее и тут же без труда перекусывает толстый белый линь. Впоследствии отличить эту рыбину от других будет очень легко благодаря длинному обрывку веревки, свисающему у нее изо рта. Ловить такую рыбку на крючок невозможно, так что полагаться приходится только на подводное ружье.
В один долгожданный момент вожделенная цель оказывается на мушке и выпущенная стрела поражает ее. Дорада яростно сопротивляется. Стивен нащупывает в воде стрелу и, стараясь не задеть плот, чтобы не проколоть его, подтягивает рыбину к борту. Но едва он втаскивает ее, как рыба, рванувшись, все же ускользает. Стивена охватывает отчаяние.
Если голод — злое наваждение, то жажда — сущее проклятие. Неотступная, пронзительная жажда приковывает взгляд к неспешно ползущей стрелке часов. Провожая каждую минуту, Стивен мучительно ждет следующего глотка. В первые 9 дней он позволял себе выпить только по одной чашке воды. Днем температура выше 30 °C, а от глотка до глотка часы тянутся бесконечно долго. Чтобы не перегреться и ослабить потоотделение, нужно обливаться морской водой. Сухой ветер обжигает губы. В один из вечеров начинает сеять мелкий дождик, больше похожий на влажную дымку, но он скоро перестает. Ветры в эти края приходят длинным путем из Америки. Сначала они движутся в северо-восточном направлении, пока не достигнут Европы. Потом скатываются к югу, сбрасывая по пути принесенный с собой груз дождя. Они оказываются в тропических широтах и поворачивают на запад. Большая часть влаги при этом, как правило, уже выжата. Иногда текущий над океаном воздух так же сух, как в пустыне Сахара, над которой он недавно пролетал. И пока ветер вновь не напитается испарениями моря — а этого можно ожидать дальше к западу, — дожди будут посещать этот район крайне редко.
Портится истерзанный волнами второй солнечный опреснитель. Он так и не заработал. Что же с ним такое? Для того чтобы устроить «бортовой» опреснитель, нужно приспособить пластмассовый ящик, поместив в него несколько банок. Если добиться испарения воды из банок, то пар мог бы конденсироваться на каком-нибудь импровизированном тенте, накрывающем ящик, и оттуда стекать на дно. Чтобы обеспечить более интенсивный нагрев и увеличить испаряющую поверхность, Стивен решает натолкать в банки смятую черную ткань от негодного опреснителя. Если вскрыть один из злополучных агрегатов, можно определить, в чем заключается причина их плохой работы. Конечно, при этом пропадет один из опреснителей, но от него и так мало толку. Каллахен решительно берет нож и вспарывает безвольно обмякший шар. Выясняется, что загрязняющая конденсат соленая вода попадает в него с черного пористого вкладыша, который при снижении давления воздуха в баллоне касается его пластиковых стенок. Кроме того, бесконечные сотрясения, испытываемые плавающим по морю опреснителем, вызывают разбрызгивание соленой воды с вкладыша, попадающей в скопившийся дистиллят. Выходит, что здесь не одна, а несколько проблем, но решение нужно
Бортовой опреснитель никуда не годен. Испарение в нем происходит недостаточно активно, а вентиляция внутреннего объема слишком сильна для того, чтобы влага конденсировалась на крышке ящика. Но зато удается заставить работать последний из «фирменных» опреснителей, плотно привязав его к плоту так, чтобы его не колотило волнами. Почему бы не попытаться запустить его прямо на борту? Стивен вытаскивает его из воды и укрепляет на верхней камере корпуса плота. Баллон немного сникает, но форму не теряет, и вкладыш не касается пластиковых стенок. Отведение дистиллята тоже значительно улучшается, потому что водосборный мешочек теперь уже не валится набок, а висит почти вертикально. Прямо на глазах в баллоне появляются чистые, прозрачные капли опресненной воды, которые стекают в водосборник. Ура! Эта штука действует! Еще есть полтора литра в резерве… Может быть, скоро их будет больше! Спустя 11 дней надежда не покидает его. Пока не развалится плот и будет работать опреснитель, можно рассчитывать еще на 20 дней. Вот только плот… Только бы не появились акулы! Беспокоят не только плотные ряды их зубов.
Шкура этих созданий напоминает грубый наждак, они могут разрушить плот, потеревшись о него боками. Дорады и спинороги тычутся носами в днище плота. По-видимому, внизу обосновалась колония морских уточек. Спинороги ими кормятся. Но что привлекает к плоту дорад? Ведь они не питаются этими моллюсками.
Неожиданный визит
В небе неподвижно стоят облака. Солнце палит нещадно, поджаривая тело Стивена. Действующий опреснитель, кажется, способен снабдить таким запасом питьевой воды, который нужен, чтобы преодолеть три сотни миль, оставшихся до трассы активного судоходства. Ветер меняет направление.
Внезапный толчок выводит из оцепенения. Каллахен выглядывает за борт. Огромная акула, потеревшись о днище плоской серой спиной, лениво разворачивается, чтобы сделать следующий круг. Невероятно, но дорады и спинороги вовсе не разбегаются! Акула медленно заходит и опять ныряет под днище. Перевернувшись брюхом вверх, кусает один из расположенных внизу балластных карманов. Какое счастье, что они там есть. Иначе эта зверюга прокусила бы днище, хотя надувные камеры при этом еще не пострадали бы, по крайней мере пока. Не выстрелить ли в нее, рискуя потерять стрелу? Акула появляется прямо из-под плота и опрокидывается у самой поверхности воды. Стивен нажимает на спуск ружья, и стальная стрела попадает акуле в спину. Никакого видимого эффекта. Акула уходит, унося стрелу, торчащую в спине.
Вдруг плот отлетает в сторону, словно неведомый гигант отшвырнул его носком своего ботинка. Шершавая кожа с пронзительным звуком скребет по днищу! Держа наготове ружье, Каллахен всматривается во тьму. Акула сейчас с другой стороны. Надо дождаться, пока она покажется впереди. Вдруг воду прорезал острый плавник, и она вскипела, загоревшись фосфорическим огнем. Плавник огибает плот перед следующим нападением. Еще мгновение, и мерцание света в глубине показывает, что акула уже тут. Стивен колет ружьем, как гарпуном, с размаху. Раздается всплеск — мимо! Акула может разъяриться, и следующая атака будет еще свирепее. Снова плавник разрезает поверхность, и акула со скрежетом врезается в плот. Снова удар туда, где мерцает свет. Попал! Вода в море словно взрывается, темный плавник описывает круг и затем исчезает. Где акула? Только гулкие удары сердца нарушают тишину…
Первая удача
Два дня плот медленно дрейфует под палящим солнцем. Каждые 24 часа он перемещается на 25–30 км. Голодные спазмы стискивают внутренности ослабевшего тела. Во рту горит. Опреснитель ежедневно производит пол-литра пресной воды. Запас пресной воды начинает увеличиваться. Во время штиля видимость улучшается. Если встретится судно, оно должно заметить ярко-оранжевый тент плота. Зато и акулы чаще показываются во время штиля. При такой скорости придется плыть 2 недели, чтобы добраться до судоходной трассы. Часами Стивен изучает карту, оценивая время и вычисляя расстояние, отделяющее его от спасительного берега.