Корабли Санди

Мухина-Петринская Валентина Михайловна

В знак протеста Санди ушел к себе в нишу. Когда они жили с бабушкой и дедушкой, у Санди была отдельная комната; теперь ему сделали постель в большой нише, отделив ее занавеской. Санди взял роман Уэллса и стал читать лежа. Теперь никто не обращает внимания, лежа или сидя он читает, а так, конечно, гораздо удобнее. "Войну миров" он читал, наверно, сотый раз, но с таким же интересом, как первый.

Взрослые курили и разговаривали. Потом начали спорить, причем кричали оба, как на площади. Что-то о роли личности. Санди терпеть не мог споров. Пришлось перейти в спальню родителей и закрыть плотнее

дверь. Какой интерес спорить? Все очень просто. У них в седьмом "Б" каждый год переизбирают старосту, он и зазнаться не успеет. А в девятом "А" один староста сидел с пятого класса, так настолько зазнался, что пришлось ребятам его поколотить и переизбрать. Санди ни разу еще никуда не выбирали. Он не обижается, Командовать он и не умеет и не любит. Наверно, потому и из умеет, что не любит. В классе почему-то командные должности занимают девчонки. Пусть их, если нравится! Этот год избрали старостой Ляльку Рождественскую, дочь директора. Она неплохая девчонка. Простая. Пожалуй, слишком серьезная.

Александр Кириллович засиделся допоздна - все спорили. Заперев за ним дверь, Санди вернулся в столовую.

Андрей Николаевич стоял посреди комнаты и с растерянным видом тер себе грудь. Санди обратил внимание, что еще за чаем отец расстегнул пуговицы сорочки и поколачивал пальцами по груди. Теперь он как-то странно поводил головой.

– Что с тобой, папа?
– удивился Санди. Он еще никогда не видел отца больным и не мог даже представить его заболевшим.

– Черт знает что такое...- удивленно проговорил Дружников.- Неловко повернулся, что ли? Словно кол посреди груди...

– Выпей минеральной воды,- неуверенно предложил Санди.

Он быстро откупорил бутылку, нарзана. Но с отцом началось что то странное: его бил озноб, он задыхался и скоро начал стонать, хватаясь за грудь.

Уложив отца в постель и дав ему не нарзана, а стакан горячего чая, который тот с жадностью выпил, причем зубы лязгали о стакан, Санди растерянно выбежал на площадку лестницы.

Он не знал, что делать. Позвонить маме? Еще испугается и сама заболеет. Может, ей нельзя оставить дежурство и будет только волноваться? Позвонить бабушке? Наверно, уже спят. Все-таки старые, тревожить-то их...

Пока Санди соображал, что предпринять, на площадку поднялись соседи.

– Что-нибудь случилось?
– спросила соседка Зинаида Владимировна.

Узнав, что плохо с отцом, она не растерялась:

– Иди домой и сиди возле отца, а я вызову по телефону "скорую помощь".

Дальше события развернулись стремительно. Пока прибыла "скорая помощь", Андрею Николаевичу стало совсем плохо. Его сводила крупная дрожь, боль раздирала грудь, отдавая и в плечо и в лопатку. Санди, сам чуть не плача, укрыл отца всеми одеялами, которые у них были. Зинаида Владимировна дала Андрею Николаевичу валерьянки.

– Ничего, - успокоила она, - сейчас прибудет "скорая помощь"...

Дружников сразу сел на постели:

– Кто вас просил? Сейчас же отмените вызов. Не нужно никаких врачей!

– Теперь они уже выехали...

"Скорая помощь" в лице пожилой утомленной женщины-врача, молоденькой кудрявой медсестры и веселого санитара уже входила в оставленную приоткрытой дверь.

Быстрый осмотр,

измерение давления, укол, какое-то лекарство выпить, и врач, вытащив из сумки книжку, села возле настольной лампы читать.

Зинаида Владимировна ушла от Дружниковых несколько обиженная.

Санди стоял в ногах кровати и не отрываясь смотрел в бледнее, лицо отца с закрытыми глазами. Медсестра и веселый санитар о чем-то тихонько шептались и даже хихикнули, после чего врач оторвалась от книги и очень строго посмотрела на них. Через полчаса они сделали второй укол и уехали, строго настрого приказав Санди сидеть около отца и в случае повторения приступа вызвать опять "скорую".

Когда они уехали, Андрей Николаевич выругался и приказал Санди ложиться спать. Пришлось повиноваться. Но на Санди напал страх: вдруг отец умрет? Он всю ночь вскакивал с постели и подходил к отцу. Отец то дремал, то смотрел перед собой широко раскрытыми глазами и несколько раз даже выругался вполголоса.

Утром Санди решил, что болезнь отца и бессонная ночь достаточно уважительная причина, чтобы не идти в школу. А раз уж остался дома, надо везде прибрать к приходу матери и вскипятить чай.

– Что мы будем делать?
– уныло спросил Андрей Николаевич.

Он только что попытался одеться и идти на аэродром, но почувствовал непривычную слабость, "неловкость" в груди и снова лег, чертыхаясь. Потом он качал ругать "вчерашнюю врачиху". Что они понимают, эти врачи? Человек просто съел что-нибудь не то, а она разу: "Сердце! Стенокардия!" При чем здесь сердце? Отродясь не болело. И вообще это, наверное, была сильная изжога.

Вернувшаяся с дежурства Виктория Александровна нашла мужа и сына дома, чему сначала удивилась, потом испугалась. Версию об изжоге она выслушала довольно мрачно и, несмотря на протесты мужа, немедленно вызвала участкового врача.

На этот раз врач оказался пожилым мужчиной, на редкость флегматичного вида. Он молча выслушал больного, посопел, написал рецепты и бюллетень, велел лежать. Обещал зайти через день.

Уходя, он апатично спросил провожавшую его до лестницы расстроенную Викторию:

– Летчик?

– Да, летчик.

– Придется подыскивать другую работу. Больше ему летать нельзя.

Санди торопился из школы домой: сегодня утром у папы медицинская комиссия. Вдруг его спишут на землю? Он же не перенесет...

Но дома была одна мама. Отец еще не приходил.

– Давай обедать. Может, он задержится...- неуверенно предложила Вика.

Пообедали. Санди проголодался в школе и поел с аппетитом. Виктория Александровна почти ничего не ела. Затем Санди готовил уроки. Виктория что-то шила. Вдруг вставала и разогревала обед. Но мужа все не было.

Вечером Санди и мама сели играть в шахматы, но мама никак не могла сосредоточиться,- пришлось бросить. Несколько раз звонили на базу. Андрея Николаевича там не было. Искать по знакомым? Кажется, у него и среди летчиков не было друга. В десять часов вечера Вика позвонила свекру в институт. Он встревожился и сказал, что сейчас же придет. Через четверть часа он уже был у них.

– Может, ему стало плохо?
– сказала Вика, едва профессор вошел.

– Вы не звонили в "скорую помощь"?