Корабли Санди

Мухина-Петринская Валентина Михайловна

– Во всяком случае, не муж!
– сказал незаметно подошедший Андрей Николаевич. Он слышал этот разговор.
– Я ее знал, когда нам всем не было и двадцати. Она уже тогда напивалась во всяких подходящих и неподходящих компаниях. Она уже в шестнадцать лет была противная кривляка, накрашенная и неестественная. Типичная стиляга. И за такого же вышла замуж. Я бы на твоем месте не разрешал Санди наведываться туда.

Андрей Николаевич не вмешивался в воспитание сына. Единственное, что он иногда себе позволял сказать, было: "Я бы на твоем месте не разрешал..."

– Не может же он бросить Ермака? Когда-то товарищи

Гертруды и Стасика предоставили им идти своим путем...

– Гм! Вот как,.. Кстати, насчет Санди: не думаю, чтоб он мог влиять на кого-либо, тем более на этого Ермака. Санди сам целиком подпал под его влияние.

– Я верю Ермаку, - серьезно и настойчиво сказала Виктория.
– Но как его защитить?

– Ермак защищается сам!
– воскликнул Санди.

Глава седьмая

ПЕРВАЯ БИТВА -ПЕРВАЯ ПОБЕДА

...Лягушка еще жила. Бока ее тяжело вздымались. Она была распята на дощечке, у нее был удален головной мозг, но она все жила и жила и никак не могла умереть. Мария Федоровна носила ее из класса в класс, чтобы показать ученикам значение головного и спинного мозга.

В перемену Санди заходил на минуту в учительскую спросить мел - он был сегодня дежурный - и слышал, как математик Виктор Николаевич сказал: "Не пора ли животное умертвить? Черт знает что такое!" Мария Федоровна пожала плечами и сказала: "Это на дохлой-то лягушке опыты делать? Молчите уж! Я ведь не лезу в вашу математику!"

В зоологии Шалаева и Рыкова было написано: "Если у лягушки удалить или разрушить головкой мозг, она сразу не умирает... Чувствительность у такой лягушки не потеряна. Если ее ущипнуть за лапку, ока ее отдергивает. После разрушения и головного, и спинного мозга лягушка не отвечает ни на какие раздражения: можно щипать лапку, облить ее кислотой - животное остается неподвижным".

И Мария Федоровна щипала умирающую лягушку за лапку, и та ее отдергивала. У лягушки еще не был удален спинной мозг.

В классе стояла гробовая тишина. Девчонки старались не смотреть. Мальчики смущенно ежились. Один только Гришка Кочетов разглядывал с интересом. Он ловил кошек и собак и сдавал их куда-то за деньги.

Санди взглянул на Ермака. Он сидел потупившись, захлопнув учебник. Лицо его как-то сразу осунулось, на лбу выступили крупные капли пота, как тогда в самолете, когда его укачало.

– Дружников!

Санди вздрогнул и, чего-то стыдясь, вышел к доске. Удивительно, как меняется класс, когда смотришь не с парты, а стоя у доски. Ты уже не вместе со всеми смотришь и слушаешь, а на тебя смотрят, тебя слушают и порой, как сейчас, словно ждут чего-то от тебя и будут огорчены и разочарованы, если не дождутся.

Ребята определенно чего-то ждали - тридцать пар широко открытых глаз, устремленных на Санди с ожиданием. Ляльке Рождественской хотелось плакать, но она крепилась. Неосознанное ожидание класса передалось и ей. Староста седьмого "Б", затаив дыхание, тоже чего-то ждала от Санди. Если бы учительница вызвала вместо Санди Гришку Кочетова, никто ничего бы от него не ждал. Но Санди верили... Все ждали, как он поведет себя в этом случае. Ведь именно Санди был организатором, когда однажды отлупили Гришку за избитого щенка (за что Санди в свое время и был наказан четверкой за поведение).

Мария Федоровна сидела невозмутимо, рука ее лежала на столе, рядом с лягушкой. На учительнице

был шерстяной коричневый костюм, белоснежная блузка, черные волосы уложены в модную прическу. Черты лица правильные, взгляд твердый, деловой и строгий.

"Как она не понимает?" - волнуясь, подумал Санди.

– Дружников! Какими опытами можно выяснить значение у лягушки головного мозга?

Санди взглянул на лягушку. Она может промучиться еще два или три дня... Взглянул на Ермака - тот все сидел потупившись, в той же позе... Еще заболеет...

У Санди бешено заколотилось сердце... Не раздумывая о последствиях, он схватил дощечку с лягушкой и выскочил из класса. Он бежал по коридору, по лестнице вверх, бежал изо всех сил, будто Мария Федоровна гналась за ним, чтобы отнять лягушку. Запыхавшись, он остановился возле кабинета директора. А что, если Петр Константинович прикажет вернуть лягушку в класс? Санди повернулся, слетел по лестница вниз, к раздевалке. Надо ее убить, чтобы не мучилась... Санди весь дрожал от ужаса. Послышались чьи-то шаги. Санди метнулся в сторону и больно ударился о стену. Затем он выбежал во двор и там, за школьной мастерской, похоронил лягушку.

Раздался звонок на перемену. Санди стал медленно подниматься по лестнице. Минуту спустя мимо него пронеслась половина ребят, спешащих на улицу. В классе его окружили разволновавшиеся ребята.

– Что тебе теперь будет?
– спросил Вовка, который жил с ним в одном доме.

– Не знаю. Если она еще раз принесет лягушку, я снова сделаю то же!

Все заговорили разом, так что Санди ничего не смог понять.

Ляля Рождественская кое-как водворила порядок. Ее голубые глаза, что называется, метали молнии. Санди даже удивился : Лялька была очень спокойная девочка.

– Ребята, надо всем нам договориться и потребовать, чтобы она не мучила животных!

– Санди молодец!
– загалдели опять ребята. Мальчишка из шестого класса заглянул в дверь:

– Дружников! Иди в учительскую, директор зовет.

– Санди, я пойду с тобой!
– сказал Ермак.

– Я тоже иду как староста!
– заявила Ляля. Она была дочь директора, но это ей только мешало: с отцом труднее договориться, чем с директором.

С Санди пошли все, даже Гришка Кочетов, хотя он и считал, что подняли шум из-за пустяков. Так всем классом и ввалились в учительскую.

– Что это, почему вас так много? Марш в коридор! Вызвали только Дружникова!
– резко сказала Мария Федоровна.

На ее щеках рдели пятна. Учителя тоже были взвинчены. Видно, успели поспорить между собой.

Ребята неохотно вышли в коридор, оставив дверь полуоткрытой. Мария Федоровна встала и плотно захлопнула ее. Санди остался один с учителями.

Он знал их всех, даже у кого еще не учился, потому что в эту школу он ходил целых семь лет.

Сначала, первые четыре года, Санди не любил школу. Потому ли, что невыразимо скучны и томительны были уроки Татьяны Макаровны. Он был слишком мал, чтобы выдержать четыре урока навытяжку. Учительница была строгая. Малейшее движение в сторону соседа по парте вызывало оклик. Как часто потом думал Санди, подросши: "Почему она ни разу не попыталась заинтересовать, развеселить, сделать из урока подобие игры?" Рано Санди призвали к соблюдению долга. Дома было радостно, интересно, в школе тяжело.