Корабли Санди

Мухина-Петринская Валентина Михайловна

Из первой телефонной будки я позвонил Анатолию Романовичу, рассказал последние новости и посоветовал нагрянуть немедля, пока Леночка в растерзанных чувствах. Он очень обрадовался. Сказал, что сделает это немедля.

Чтобы больше не упоминать об этой самой Леночке, скажу здесь. Конечно, она дала все показания, которые потребовались. Когда ее спросили (мне рассказывал потом Семенов): "А вам не жаль было этих двух ни в чем не повинных парней?", Леночка ответила: *Ни капельки. Я же их не знаю!"

Откуда этот цинизм у девятнадцатилетней девушки? Вы скажете: влияние Великолепного.

Но что заставило ее общаться с подобными грязными типами? Ведь для ребенка было ясно, что это растленный негодяй. Неужели ей так был нужен- ресторан, куда он ее водил? Не понимаю.

Но продолжаю дальше. Окрыленный первым успехом, я решил идти до конца. Сделаю, что смогу. Для того и отпуск дали. На другой день я отправился к Олежке.

Он мне понравился. Живой вихрастый мальчишка с черными озорными глазами и плутовской улыбкой. Он был в форме - собирался идти в школу, хотя для второй смены было немножко рано, а для первой поздно.

Объяснив ему без обиняков, кто я такой и для чего пришел, я без ложного самолюбия стал советоваться с этим пацаном.

Олежка так любил Ермака, что даже не был польщен доверием. Принял как должное.

– Они с Гришей ходили к дяде Васе...- сказал он, подумав.

Что-то во мне дрогнуло: это было то, чего я ждал.

– Откуда ты знаешь?

– Костик ходил к Ермаку позвать его. Дядя Вася болеет. Вот он его и позвал, Ермака. Мы с Костиком сидим на одной парте. Костик рассказывал, что они по дороге встретили Гришу и тот пошел с ними.

Вот оно что! Я все время предполагал что-то такое... Но почему Ермак не рассказал об этом Анатолию Романовичу? Но, не успев задать себе этот вопрос, я уже знал почему. Потому что Ермак никогда бы не поверил, что дядя Вася способен на вероломство. Ермак судил по себе. А Гришка? А может, он говорил, но следователь не сумел использовать это его показание?

– Олег, ты знаешь, где живет этот дядя Вася?

– Знаю. Во дворе у Костика.

– Веди меня туда.

Олежка торопливо запер квартиру, сунул ключ в щель, и мы отправились "пробуждать совесть". Сказать по правде, я не очень надеялся. Вряд ли у Клоуна была совесть. Может, лучше отправиться немедля к новому следователю и попросить, чтоб он вызвал Клоуна на допрос? Но мало шансов, что тот сразу "расколется" (чтоб их черт побрал, я уже на их жаргоне стал говорить!) и выложит следователю, как было дело. Они же все панически боятся Великолепного. Но почему же я надеюсь, что мне удастся то, что может не удаться старшему следователю? Я и сам не знал почему. Но шел. По дороге купил папирос и винограда.

Мы прошли кварталов восемь и остановились перед ветхими домишками, из тех, что обречены на снос. Двор был, как улица, длинный и узкий. Долго мы по нему шли, а по обе стороны лепились друг к другу, как соты, подслеповатые домишки, палисадники, сараи, курятники.

– В самом конце, вон сороковой номер, - показал Олежка.
– А вот и Костик!

Отличительной особенностью Костика были огромные разлапистые уши (поистине, бог шельму метит!) и хитрый, настороженный взгляд. Как внимательно оглядел он меня с ног до головы! Олежка

думал с ним поговорить, но Костик пустился наутек. Куда? Я поблагодарил Олежку, сунул ему кисть винограда и постучал.

Дядя Вася лежал на кровати, укрытый по пояс лоскутным одеялом. Голова его была в пуху, должно быть, наволочка порвалась. Линючая заплатанная пижама была когда-то великолепна, и я понял, после кого он ее донашивает. И сам он точно облинял. Он сильно исхудал.

– Санди!
– узнал меня больной.
– Вот ты и пришел... Я так и думал, что придешь. Ермак прислал? Да ты садись...

Он решил встать с постели. Спустил голые ноги - до чего худые!
– и стал шарить ногами шлепанцы. Я подскочил и подал этому ворюге шлепанцы - все же он больной.

– Как он там... Ермак?
– мрачно спросил дядя Вася.

С момента ареста Ермака я его ни разу не видел, но, видимо, надо было сказать, что видел. Дальше я лгал вдохновенно. Когда я вспоминаю эту сцену... Психологически в ней было все наоборот: вор и подонок был предельно искренен и правдив, а Санди Дружников, отличавшийся правдивостью, лгал, как последний сукин сын. Даже сейчас краснею, когда вспоминаю этот странный день.

– Ермак меня просил сходить...
– соврал я, нащупывая ход к его сердцу.Вы болеете? Там Ермаку причиталось немного денег, завод выплатил его сестре. Ермак просил снести вам виноград и папирос.

Дядю Васю словно дернули за веревочку. Он даже покачнулся, сидя на кровати. Лицо его исказилось безобразной гримасой.

– Как там Ермак?
– хрипло спросил он и весь сжался, словно его прибили.

– Плохо Ермакове дело, - сказал я.
– Сами понимаете - отпечатки пальцев...

– Вышли отпечатки?

– Вышли, дядя Вася... Гришкины и Ермаковы.

– Жорка, сволочь, колдовал над этой бутылкой и графином. Кроме них, никто до нее не касался. Потом... Они не хотели пить... Я попросил Ермака налить мне, просушить глотку. А потом Гришка себе налил.

– Вы знали для чего?
– тихо спросил я, невольно отведя глаза.

– Знал.

– Как же вы? Ермак так хорошо к вам относился! Все мечтал, что вы будете с ним работать на морзаводе.

– Хорошо откосился... Я ж... не человек! А он - как к человеку.

А он действительно был болен, тяжело. Он встал, чтобы подложить под хлопавшую дверь чурку, и пошатнулся. Чуть не упал.

– Он... знает, Ермак-то?
– вдруг спросил дядя Вася.

– Да, он догадался, кто его посадил. А следователю не говорит. Ждет, когда вы сами...

– Ждет?

Мы долго молчали. Странное ощущение, будто я во сне, что сейчас начнется страшное, пронизало меня. Вдруг я понял, куда ушел Костик. Он же приведет Великолепного или кого-нибудь из их компании. Они могли не доверять Клоуну, зная его слабость к Ермаку.

– Я уже не гожусь никуда,- проговорил дядя Вася.- Ни в дело, ни работать. Если бы не Жора, умерли бы мы с матерью с голода. Пенсии ведь мне не дадут. Не заработал. На трудный день ничего у меня не отложено. Не из чего было и откладывать. На мою долю много не приходилось. Больше на стреме стоял.