Корделия
Шрифт:
Прежние честолюбивые мечты утонули в алкоголе, зато родились новые. «"Бюллетень" обязательно напечатает это стихотворение, даже если он и не поступит к ним младшим редактором. Это прославит его имя. Прекрасный способ отомстить отцу — единственный, от которого у старика нет противоядия. Если бы всегда удавалось достигать такой концентрации мысли, такой остроты чувства, такой искренности. Он переплавил свои страдания в художественное произведение, почти добился совершенства — как Поп, как Драйден…»
Ему никогда еще не доводилось столько пить, и примерно на полпути
Он слишком хорошо знал дорогу, чтобы не отдавать себе отчета в том, сколько еще идти. Когда наконец показались очертания Гроув-Холла, это было как оазис в пустыне. Брук сел прямо на снег, чтобы отдохнуть и прийти в себя. Гордость тоже не сбросишь со счетов. Он должен войти в Гроув-Холл с высоко поднятой головой.
Слава Богу, наружная дверь оказалась открытой, и на пороге, поджидая его, стояла Корделия в меховом пальто.
Брук простудился — как и следовало ожидать.
Он отказался немедленно лечь в постель — это подтвердило бы мнение о нем как о больном, никчемном человеке. В понедельник он не поехал на фабрику, но после отъезда мистера Фергюсона бодрым шагом направился в его кабинет и взял копию договора, чтобы показать поверенному — но не их семейному, а какому-нибудь постороннему, в городе.
Его худшие подозрения подтвердились, и он вернулся домой еще более разочарованным и больным.
Он не стал спешить с письмом к Хью, все еще теша себя дерзкими, отчаянными проектами. Главной стала работа над стихотворением, которое Брук шлифовал и оттачивал до блеска; наконец осталась одна последняя строка — она никак не приходила в голову.
Как обычно, у него пропал аппетит, но он все-таки сошел к ужину — показать отцу, что нисколько его не боится. Хватит пасовать и стелиться перед ним! Брук сидел за столом, бросая на мистера Фергюсона неприязненные взгляды исподлобья и повторяя про себя строки своего шедевра. Он заранее праздновал победу.
Корделия была в страшной тревоге. Выражение лица Брука не предвещало ничего хорошего. С минуты на минуту могла вспыхнуть новая ссора. Для этого было бы достаточно любой мелочи. Теперь она понимала, сколь тщетны были ее надежды достичь компромисса. Ссора вырвала с корнем их родственную привязанность; между ними разверзлась пропасть, и преодолеть ее не было никакой возможности.
Дальше идти было некуда. Гнетущая тишина последних десяти дней — и та казалась лучше, чем то, что сейчас. Корделия решила уговорить Брука пару дней не выходить из спальни. А она как-нибудь поговорит с мистером Фергюсоном. Могли же они находить общий язык в прошлом. Им с Бруком необходимо уехать, как можно скорее приискать новое жилье…
Ход ее мыслей был нарушен странной выходкой Брука: он повертел тарелку и вдруг сбросил ее на пол. Потом бессмысленно уставился в пространство перед собой и облизнул запекшиеся губы. Служанка ринулась подбирать осколки — он и не заметил. Корделия боялась единым словом нарушить
— В чем дело, Брук? — не выдержала тетя Тиш. — Что случилось, милый?
Он уронил руку на стол и вдруг резким движением смахнул фаянсовый сервиз, опрокинул салатницу и разлил вино. Сначала у Корделии мелькнула мысль: "Ну, это уж слишком!" — но потом она поняла, что Брук не соображает, что творит. Он судорожно уцепился за скатерть, силясь подняться.
— Брук! — она оттолкнула свой стул и бросилась к нему. Но не успела подхватить — он рухнул на стол и потерял сознание.
Как ни странно, Корделия испытала облегчение. Значит, новая ссора не состоится; можно заняться чем-то конкретным, будничным — растирать ему руки, посылать слуг за бренди, отдавать нормальным тоном нормальные распоряжения. Неужели это цинизм? Зато лопнул назревший нарыв, за одно это можно было отдать многое.
Через несколько минут Брук начал приходить в себя. Мистер Фергюсон стоял поодаль, полуозабоченно, полувраждебно кусая губы. Нужно уложить Брука в постель — он переутомился, нуждается в отдыхе. Послать кого-нибудь в Полигон — так, на всякий случай. Роберт тотчас откликнулся на зов, осмотрел своего пациента. Да, это простуда: несколько деньков в постели — и все будет в порядке.
В коридоре он спросил:
— Он что — провел ночь на улице?
— Нет. В субботу вечером вышел на прогулку и простудился. Это же не… Ничего серьезного?
— Мне бы не хотелось вас пугать, но я предполагаю… Вы можете связаться с сестрой Чартерс? Впрочем, я сам заеду к ней на обратном пути, а если не застану, привезу кого-нибудь другого.
— Разве в этом есть необходимость? Брук и так расстроен, это его встревожит. Я уверена, к вечеру все пройдет.
— Лучше всего пригласить сиделку. У вас усталый вид. Сделайте так хотя бы ради собственного блага.
Корделия вспыхнула.
— Благодарю вас, я прекрасно себя чувствую.
Роберт посмотрел на нее долгим, понимающим взглядом.
— Тем не менее я настоятельно рекомендую. Вы не должны забывать о себе.
У подножия лестницы ждал отец Брука.
— Ну, что? — из его голоса еще не совсем ушли агрессивные нотки. Берч повторил то, что сказал Корделии.
— Вот как? Вы считаете это необходимым? Мальчик вечно хворает. Я полагаю, что новая мода — чуть что приглашать сиделку — может плохо на него повлиять. Внушит преувеличенное чувство собственной значимости.
Берч сказал:
— Тем не менее сейчас это необходимая мера.
— Но почему? Что с ним такое?
— Затемнение в обоих легких.
Мистер Фергюсон и Корделия впились в него тревожными взглядами.
— Значит, снова пневмония?
— Да.
Спазм в желудке. У мистера Фергюсона был такой вид, словно он упрямо не желает признавать факты. Это все проделки Брука с целью досадить ему.
— Весьма странно. Должен признаться, я удивлен.
— Не более чем я, сэр. В последний раз, когда мы с ним виделись, Брук был вполне здоров.