Кордес не умрет
Шрифт:
Я набрала шестизначный номер. Женский голос пропел:
— Бюро адвоката и нотариуса доктора Дегана, добрый день.
Я назвалась и попросила к телефону самого адвоката.
— По какому делу? — спросила дама из приемной.
Я с трудом сдерживалась, скрывая нетерпение.
— Я звоню по личному, персональному делу.
— Сейчас посмотрю, сможет ли герр доктор…
— Скажите ему, пожалуйста, что я звоню по рекомендации доктора Ромайзеля, адвоката из Мюнхена.
— Обязательно… Минуточку!
Сквозь цветные стекла старомодного
Те, — там, за стеной, — работали здорово, с увлечением, не подозревая, что на расстоянии не более пяти метров от них решается судьба человека. Судьба, о которой будут кричать сенсационные заголовки: «Вдова убила своего мертвого мужа!..»
Сумасшествие! Все должно само по себе разъясниться… Недаром Альберт повторял — теперь я часто вспоминаю его слова: «Только бы не угодить в зубчатку…»
Молодой криминалист в реглане достает из кармана пачку сигарет. Тот, что постарше, сидит за противоположным столиком с телефонной трубкой возле уха и неодобрительно покашливает.
— Деган у аппарата, — раздается в трубке густой голос.
— Бетина Этьен. Здравствуйте, герр доктор Деган. Я звоню вам по рекомендации моего мюнхенского адвоката доктора Ромайзеля. Он болен, не может сюда приехать и просит вас его заменить. Он, должно быть, вам уже звонил…
— Разумеется, почтенная фрау, — говорит Деган. — Так в чем же дело?
— Пять минут назад меня задержали в отеле «Кайзер». Мне предъявлено обвинение в убийстве мужа.
— Как-как, простите? — Деган чуть не задохнулся. Чувствовалось, что он испугался при слове «убийство».
— Да, — сказала я и, не проглотив застрявший в горле комок, наконец расплакалась.
— Где вы сейчас? Откуда вы звоните? — спросил адвокат. Он уже начал действовать.
— Из отеля. Я в комнате директора. Господа, которые меня задержали, тоже здесь — конечно… — Я вдруг начала хохотать. Вот идиотство! Бедный адвокат, должно быть, совсем перепугался.
— Прошу… — он помедлил. — Прошу позвать к аппарату одного из служащих полиции, уважаемая фрау.
У него хороший голос.
Прослушивающий разговор служащий кивнул мне и протянул руку.
— Да, — сказала я и передала ему трубку.
— Шербаум слушает, — сказал он официальным тоном. Потом, после некоторой паузы, добавил, видимо, отвечая на вопросы: — Подозрение в умышленном убийстве… На это я не уполномочен… Я не могу дать вам объяснения… Нет-нет, герр доктор…
Он передал мне трубку. Она была влажной и теплой. Мне захотелось обтереть ее носовым платком, но я побоялась обидеть этого Шербаума…
— Алло, фрау Этьен? — отозвался доктор Деган своим вибрирующим, густым голосом.
— Да, герр доктор, — сказала я как-то хрипло, с трудом.
— Ради бога, не нервничайте, — проговорил он тихо. — Я
— Но я же никого не убивала! — вырвалось у меня. И сама заметила, как деланно, фальшиво, глупо это звучит.
— Ну, конечно, почтенная фрау! — сказал Деган. — И несмотря на это: никаких показаний! Вы меня поняли?
— Да.
— Итак, до скорого… — сказал он и положил трубку.
Лицо герра Шербаума, который также положил свою трубку, было безучастным. В каждом его движении чувствовалась собранность, сдержанность. Он ничем не выдавал своего отношения к происходящему — ни когда шел от стола до дверей, ни когда сказал мне:
— Прошу вас следовать за мной, фрау Этьен.
Он обогнул стол и пошел по направлению к двери. Наверное, он социал-демократ или активист рабочего профсоюза, потому что он сделал ударение на фрау Этьен, отделяя себя таким образом от «почтенной фрау», представительницы буржуазии.
Возможно, я ошибаюсь, и это не проявление его мировоззрения, а следование регламенту, принятому в полиции. Наверняка, есть служебная инструкция для служащих, содержащая указание, как надо обращаться к преступникам. Убийцам и прочим совершившим тяжелые преступления не говорят, конечно, «почтенная фрау». Противоестественно даже просто «фрау». «Этьен» — так, наверное, им всем больше было бы по вкусу. «Живее, Этьен, вперед!» или что-нибудь в этом роде… Однако моя фантазия может меня далеко завести. Я должна взять себя под контроль и выглядеть озабоченной деловой женщиной — только озабоченной и только деловой, насколько это возможно.
Мы подходим к двери, молодой служащий ее отворяет и проходит вперед, старший — Шербаум — следует за мной на некотором расстоянии.
Я кивнула директору, вежливо улыбнувшись, хотя совсем не хотела этого делать.
— Я должна оплатить свой разговор, — сказала я, остановившись и копаясь в сумочке.
— Нет-нет. Прошу вас. Все в порядке. Благодарю, почтенная фрау, — сказал директор, отдав поклон. Словно выпадая из привычной оболочки, он наклонился вперед — холеные белые пальцы с перстнем сплелись на уровне груди, волосы на макушке раздвинулись: розовое пробилось через белое.
— Прошу! — сказал Шербаум.
Элегантная девушка из приемной положила свои пальчики с лакированными красными ногтями на клавиши пишущей машинки и уставилась на меня с нескрываемым любопытством. Оберкельнер, наверное, уже доложил ей, что случилось. Интересно, что они сегодня вечером скажут своим домашним:
«…ее видели, совсем близко. Она выглядела… знаешь, как она выглядела! Один взгляд чего стоит: меня обдало могильным холодом!»
Или:
«…совсем близко. Я никогда не признал бы в ней убийцу — ее внешность вполне благопристойна. Так обманывать!»