Кордон
Шрифт:
В том, что Петропавловск будет взят, Дэвид Прайс не сомневался. Но какой ценой? Его волновали неизбежные потери при штурме неказистого порта. Можно ли назвать победой, если маленькое селение будет захвачено с большими потерями для эскадры? Это и станет позором для флага Англии. Такого просчета королева Виктория адмиралу не простит… А как далеко отсюда
Лондон! Но рано или поздно туда придется возвратиться, и возмездия не миновать…
Дэиду Прайсу было душно, на душе тошно. И память услужливо, исподволь приподнесла адмиралу стихи любимого поэта:
Без сожаленья свет мишурный ПеременюИ Дэвид Прайс облегченно вздохнул. Джордж Гордон Байрон подсказывал, как поступить, если томится душа, не находя покоя…
Утром в деловой озабоченности — подготовке к сражению — вряд ли кто заметил угнетенное состояние командующего. Внешне Дэвид Прайс выглядел обыкновенно — чуть побледневшее лицо и слегка ссутуленная спина могли быть подмечены только при внимательном наблюдении. А следить за адмиралом в то утро было некому, ибо у каждого хватало своих забот.
Дэвид Прайс подтвердил командирам кораблей вчерашнее решение, принятое на военном совете, довольно-таки четко ответил на вопросы. Пройдясь по палубе «Президента» с флаг-капитаном Ричардом Барриджи, он напомнил ему о диспозиции кораблей во время сражения, предостерег от лишнего риска и ушел в свою каюту. Впрочем, адмиральской каюты как таковой уже не было. Экипаж «Президента» готовясь к бою, убрал все боковые переборки, и меблированное помещение командующего эскадрой оказалось открытой площадкой между орудийными установками. Дэвид Прайс па глазах комендоров подошел к своему шкафу, вынул пистолет, подставил дуло к сердцу и выстрелил…
Смертельно раненый адмирал жил несколько часов, до последней минуту не теряя памяти. На вопрос, что заставило его покончить жизнь самоубийством, не ответил.
Непредвиденная смерть командующего внесла в среду офицеров эскадры растерянность, недоумение. Совсем недавно отдельные командиры кораблей, особенно французы, были недовольны Дэвидом Прайсом. «Много на себя берет, не считается с мнением своего помощника», — роптали между собой офицеры. Теперь же, когда седой командующий, не утратив на лице благородства и гордости, неподвижно лежал на смертном одре, всем командирам стало казаться, что именно таким настойчивым и строгим и должен быть человек, возглавлявший союзную эскадру. Больше других, естественно, жалели о смерти соотечественника англичане. Он им и при жизни виделся на голову выше французского адмирала, а с кончиной — никем не заменимым. «Что теперь будет без него?»— тревожно спрашивали друг друга командиры кораблей и не находили ответа.
Ни о каком сражении в тот день, 19 августа, не могло быть и речи. Фебрие де Пуант собрал военный совет. И хотя официально союзная эскадра считалась единой, объединенной, французский адмирал посчитал нужным назначить начальника группы английских кораблей. Им стал командир фрегата «Пайке» Фредерик Никольсон.
Фебрие де Пуант распорядился адмиральский флаг на «Президенте» не спускать — противник не должен знать
о трагедии в эскадре. Иначе тяжелая утрата европейцев вдохновит русских, поднимет у них боевой дух. Они, безусловно, возомнят, что смерть адмирал получил от их артиллеристов. Так пусть же трагедия на «Президенте» останется для них тайной. Генеральное сражение за город Фебрие де Пуант перенес на следующий день.
Итак, 20 августа Петропавловск будет повержен. Эскадра начнет действовать по прожекту Дэвида Прайса. На этом настояли командиры английских кораблей. Взятие русского порта — выполнение последнего завета командующего и светлая память о нем. Имя контр-адмирала Дэвида Прайса
ШТУРМ
Приготовления к решающему штурму порта начались с рассвета. Люди зашумели на всех кораблях одновременно. Частые и резкие свистки боцманских дудок, сигналы горнов, громкие команды, лязг и скрежет якорных цепей — все это говорило о скором снятии эскадры с места. Корабли сгрудились, и с берега вначале не было понятно, для чего они это сделали. Три фрегата и пароход, оставив на стоянке корвет и бриг, сомкнутой массой тронулись с места. Корабельный остров медленно приближался к берегу. «Вираго», прицепив к себе бортами адмиральские корабли, тащил за кормой фрегат «Пайке». Петропавловцы догадывались, что паровое судно тянуло парусники, чтобы расставить их в боевые порядки.
Необычный выход кораблей вызвал на берегу веселое оживление. Кто-то из шутников назвал фрегаты кавалерами, а пароход — девицей и этим породил остроты:
— Англичанка по-французски кадриль выплясывает!
— Вот стервецы стараются! А от нее аж пар идет!
На батареях раздавался хохот.
Корабли приближались. Думал ли кто в это время на берегу о смерти? Люди видели, как силен и хладнокровен противник, знали, что при жарком сражении неминуемо будут жертвы. Умирать никому не хотелось. Однако страха и боязни люди стыдились. Кое-кто тайком мелко крестился, кто-то беззвучно шептал молитву, а кто-то, изменившись в лице, молча смотрел на врага, положась на судьбу: «Написано на роду утонуть, в огне не сгорю». Но верх все-таки брали весельчаки. Взбадривая товарищей, а заодно и себя, они старались не показывать внутреннего волнения, гнали прочь мрачные мысли.
— Выше головы, братца, пока ядра не летят! — кричал кто-нибудь из них. — Живы будем — не помрем!
— Бог и нас не оставил без рог!
— Сейчас мы с этих надушенных барышень пудру сдуем!
Первым отцепился от парохода английский фрегат «Пайке». Он занял позицию против южного мыса Сигнальной сопки. Ближе к Раковому перешейку встал адмиральский фрегат «Форт», чуть севернее его — «Президент». Пароход, освободившись от парусных собратьев, приблизился к Красному Яру. Расположившись таким образом, неприятель был на виду трех батарей — Сигнальной, Кошечной и Красноярской. Не говоря о двух северных артиллерийских сооружениях, по врагу не могли стрелять ни Перешеечная батарея, ни корабли «Аврора» и «Двина».
Завойко в сопровождении поручика Губарева, рослых драбантов {Драбант — телохранитель} и вестовых поднялся на давно облюбованное им место, вершину Сигнальной сопки, где был установлен Российский флаг. С этой возвышенности ему хорошо были видны и корабли противника, и свои батареи. Отгадать замысел врага на этот раз не представляло труда: он решил уничтожить батареи поочередно. Жерла орудий трех фрегатов и парохода направлены на мыс Сигнальной сопки. Сейчас массированный огонь из десятков стволов обрушится на пять пушек капитан-лейтенанта Гаврилова. Сколько времени продержится аванпост?.. Потом ядра и бомбы полетят па Кошечную батарею. Впрочем, нет. Противник скорее всего расправится с трехпушечным укреплением Красного Яра, а уж затем всей мощью навалится на одиннадцатиорудийную батарею лейтенанта Дмитрия Максутова. А где враг собирается высадить десант? Видимо, у Красного Яра. Не зря же пароход и гребные суда жмутся к Раковому перешейку…