Корень мандрагоры
Шрифт:
— Понятно, — я улыбнулся. — Но это нечестно.
— Ага!
Я оглянулся, в комнате никого больше не было.
— Где твоя соседка? — Я кивнул на пустую кровать.
— А кто ее знает. Наверное, готовит себе диетический салат.
— Она не удивилась моему присутствию?
— Она спросила, где я тебя нашла. А я ей сказала: в метро. Может быть, она тоже пошла в метро искать себе Гвоздика…
Белка лежала у меня на груди. Она сложила пальцы рук в замок и умостила на них подбородок. В ее глазах искрилось лукавство. Я обнял ее, но она уперлась
— Ты долго дрых. Я уже купила тебе зубную щетку и вскипятила чайник. Я не буду с тобой целоваться, пока ты не почистишь зубы.
Я засмеялся. У меня появилось чувство, будто наши отношения начались не вчера, но им уже много лет. Все было так естественно и так просто, что даже не было повода удивляться. Мы оказались достаточно сильны и настойчивы, и мудрая Вселенная, улыбнувшись шалостям своих детей, сделала нам поблажку — она растянула эту ночь в целую жизнь. В тот момент мне показалось, что я кое-что понял про счастье. Я сказал:
— Тогда слазь с меня быстрее, я побегу чистить зубы. Как же мне жить целый день, не поцеловав утром моего Бельчонка?
Она улыбнулась, но отпускать меня не торопилась:
— Вот! Мой знак работает! Хороший послушный Гвоздик! Расскажи мне сначала, что тебе приснилось. Ты знаешь, что сны остаются в глазах и их надо рассказывать прежде, как умоешься?
— Правда?
— Правда. Потому что ты можешь смыть краски, и тогда сон будет не такой яркий. Рассказывай.
— Мне снилось, что я стою на крошечном острове, таком малюсеньком клочке земли, а вокруг бушует океан. Небо темно-серое, вода ядовито-зеленая, ветер холодный и сырой. А на горизонте — там маленькая красивая яхта и у нее белый парус. Она плыла ко мне.
— Это я! Яхта — это я! А ты — сердце урагана.
— Кто?!
— Океан бушует везде, но только не на твоем острове, глупенький. Почему? Потому что в центре урагана спокойнее всего. Моя яхта плывет к тебе, потому что ты — самый надежный участок планеты. Я поняла это еще вчера. В метро. И такой сон ты хотел смыть! Ну, теперь иди умывайся.
Я чистил зубы и думал, что в беззаботной болтовне Белки куда больше смысла, чем кажется на первый взгляд. Даже не смысла, а какой-то чисто женской проницательности и мудрости. Я был сердцем урагана, потому что носил в себе центр вселенского спокойствия, а мир — он всегда бурлил и бесновался. Ей хватило минуты, чтобы все это ощутить. Мне же потребовалось почти двадцать лет, чтобы это понять.
Я вернулся в комнату, Белка шагнула мне навстречу, я обнял ее, она приподнялась на носках, ее губы налились сиропом и раскрылись лепестками чайной розы, глаза-киви покрылись сладкой испариной, в черных дисках зрачков я увидел свое отражение — я приближался, и в моих зрачках отражался салатовый блеск Белкиных глаз. Мы стали зеркалами, мы обладали одним на двоих взглядом, и мы загнали его в ловушку вечного отражения. Белка пахла сосновой смолой. Ее губы коснулись моих, трепетный язычок, словно щупальце древнего моллюска, потыкался в мои губы, ласково их раздвинул и пополз дальше. Я прижал Белку к себе, я хотел
Двери распахнулись, я оглянулся и увидел на пороге Белкину соседку. На ней был ситцевый халат в глупую синюю клетку, в руках — тарелка салата. Девушка смотрела на нас с раздражением. Белка выглянула на нее из-за моего плеча, улыбнулась, потом обвила руками мою шею, сказала:
— Знакомься. Это Гвоздь.
— Хорошо, хоть не болт, — любезно заметила девушка, добавила ехидно: — А прежний куда подевался?
— Я выбросила его на помойку, — совершенно невозмутимо ответила Белка, вернув взгляд на меня. — Как и всех балбесов до него.
— Понял, что тебя ожидает, Гвоздь? — холодно заметила девушка.
— Можешь сходить на помойку и поискать брошенных балбесов. Тебе они точно пригодятся.
Девушка с грохотом захлопнула дверь.
— Я же говорила, что она стерва, — сказала Белка, улыбаясь самой беззаботной улыбкой, потом снова посмотрела на закрытую дверь и вдруг закричала: — Эй! Не уходи далеко! А то тебя смоет штормом!
Потом снова заглянула мне в глаза, добавила тихо:
— Потому что вокруг ураган, а в его сердце… — ее ладонь легла мне на грудь, — вот тут… спокойнее всего.
Пока я спал, Белка успела не только купить мне зубную щетку и вскипятить чайник. Она еще забралась в мой телефон, снесла все контакты под женскими именами и забила свой номер. Выяснил я это уже в институте, сидя на лекции. Сотовый запиликал сигналом входящего сообщения, я достал его и увидел на дисплее: «отправитель: Белка». Она интересовалась, когда я вернусь домой. Мой телефон знал Белкин номер и соответствующее ему имя, а из этого следовало, что кто-то его туда внес. Я с трудом подавил смех — в тишине аудитории он прозвучал бы неуместно.
День, как назло, выдался суматошный. Не успели закончиться лекции, как позвонили из обеих контор и настоятельно попросили приехать как можно скорее. До восьми вечера я настраивал компьютеры и восстанавливал случайно грохнутые таблицы, тихонько проклиная безмозглую бухгалтерию и думая только о том, как зароюсь носом в пушистое золото, втяну полной грудью аромат сена и горячего молока, как прижму Белку к себе и сквозь тонкую ткань услышу стук набирающего обороты сердечка… Просто удивительно, что я-таки смог настроить компьютеры и восстановить потерянные данные.
Покончив с работой, я заскочил в магазин, купил бутылку приличного коньяка (благо в одной из контор мне выдали аванс), фрукты и зубную щетку. Хотел купить конфет, но решил, что это слишком банально, минут десять бродил вдоль стеллажей и холодильников, пока на глаза мне не попались орехи. Я нагреб их в пакет с килограмм и, довольный оригинальностью мысли, отправился домой.
Добравшись до общежития Белки, я набрал ее номер.
— Привет, Бельчонок. Я стою на пороге твоей общаги.
— Поднимайся!