Коридор вечности
Шрифт:
Увы, водные процедуры не избавляли от настойчивого голоса совести. Не помогали они и от острого сожаления о том, чего уже невозможно было изменить. Мысли вновь и вновь возвращались к вчерашним событиям.
Алекс так и не смог вспомнить, как именно он убивал директора музейного архива. В сознании отпечатался только самый первый момент, когда он набросился на Любовь Павловну и вцепился клыками в её шею. Всё. Дальше — пустота. Будто какая-то незримая цензура добралась до оригинала записи киноленты и вырезала ножницами лишние кадры, а потом
В каком-то смысле Ермолов даже был благодарен своим невидимым цензорам. Кровавых подробностей ему знать не хотелось. Хватало и того факта, что он теперь убийца. И это — только первая жертва. А если он и дальше не сможет себя контролировать?
«Может, пойти и сдаться в милицию?» — возникшая идея заставила Алекса всерьёз задуматься.
«Ну вперёд! Ещё расскажи им, что ты вампир и на досуге пьёшь кровь невинных дев, — язвительно возразил внутренний голос. — В лучшем случае, определят в психушку, а в худшем — сдадут на опыты».
Ермолов тяжело вздохнул, и мысли его переместились в философско-социальную плоскость. Действительно, если бы о существовании, как однажды выразился Илек, гематоморфов, стало известно мировой общественности, это была бы мировая сенсация. Ещё бы: внезапно узнать, человек — не единственный разумный вид на планете и вовсе не венец творения, а лишь звено в пищевой цепи.
«Что-то подсказывает мне: люди совсем не рады были бы об этом узнать, — ехидно пискнул внутренний голос. — Начались бы массовые репрессии и геноцид. Люди не успокоятся, пока не истребят всех, кто отличается от них. Ведь наверняка же вампиры не просто так ведут скрытое существование!»
«Кто знает, а может, люди действительно бы приняли нас: начали изучать вампирскую физиологию, может, наше существование смогли бы как-то описать наукой, и это дало бы стимул для развития медицины и вообще, для прогресса человечества», — возразил Алекс сам себе, и нервно сглотнул подкативший к горлу ком.
«Нас, наше, мы», — по спине пробежал мерзкий холодок, и вот только сейчас Ермолов в полной мере осознал, что на самом деле перестал идентифицировать себя как человека.
*****
Марина проснулась от щелчка замка — кто-то шерудил в замочной скважине ключом, пытаясь открыть входную дверь с обратной стороны. Вздрогнув, женщина тут же вскочила с раскладушки, что-то неловко задела, и ножки хлипкой портативной кровати с грохотом подвернулись. В итоге Марина оказалась сидящей практически на полу.
Еле продрав глаза после сна, она увидела на пороге Руина Мохаммеда в неизменном чёрном пальто нараспашку. На смуглой коже афганца по щекам пробивался румянец. Руки оттягивали забитые продуктами пакеты из «Шестёрочки».
— С добрым утром, — произнёс он с наигранной бодростью. — Разбудил?
Марина чуть смутилась, поднимаясь с рухнувшей раскладушки, поправляя ножки и вновь превращая её в функциональное спальное место.
— Ну, вообще да, я тут впервые за всё время крепко заснула, — пояснила
Руин доверительно улыбнулся:
— А я вот работал всю ночь, — парень кивнул в сторону Егора: — Как он?
— Мне кажется, стал дышать ровнее, — ответила Марина, — Но в сознание так и не приходил. Хотя, иногда бормотал что-то, звал какую-то Таню…
— Ничего удивительного, — будничным тоном откликнулся охотник, ставя пакеты на пол и скидывая пальто. — Таня — его невеста. Они в следующем году пожениться собирались.
Марина вскинула глаза.
— Так, а… может быть, ей сообщить? Ну, что он жив, по крайней мере… Она ведь волнуется, наверное?
Руин развёл руками.
— Так ей сообщили, — пояснил он. — Ну, официальную версию. Она ведь думает, что он военный. Вообще, отчасти-то так оно и есть…
— Получается, она ничего не знает? — Марина многозначительно взглянула на Руина. — То есть, вообще ничего? Про охотников и… этих гемато…
Она лишний раз старалась не произносить это слово вслух — вот и сейчас не договорила, и фраза повисла в воздухе.
— Многие знания — многие печали, — устало улыбнулся парень. — Кажется, так говорит ваша религия. Отчасти, здесь я с ней согласен.
Марина задумалась. Хотела бы она пребывать в блаженном неведении? Не знать о существовании мистического теневого мира, живущего по своим жестоким законам? Ответить однозначно на этот вопрос она не могла.
— Что в пакетах? — спросила женщина, переводя тему.
— Продукты. И ещё бинты. Сделай Егору перевязку. И да, там мазь в баночке — надо нанести на ожоги. Сможешь? А я пока посплю немного. Рубит что-то…
Не дожидаясь ответа Марины, Руин зевнул, улёгся на раскладушку лицом вверх и, вытянувшись по струнке, словно рядовой при виде офицера, закрыл глаза. Не прошло и минуты, как он тихо захрапел.
Марина разобрала продукты, отправив часть в холодильник, открыла баночку с мазью и положила рядом бинты. Чуть поколебавшись, она задрала футболку Егора и критически осмотрела старую перевязку, покрытую бурыми пятнами. Рассудив, что слои бинта настолько слиплись, что их вряд ли получится разделить, она пошла за ножницами. Осторожно разрезав эластичную ткань, Марина аккуратно отделила её от тела и с замиранием сердца посмотрела на открывшиеся раны.
Тут же выдохнула: всё оказалось не так страшно, как подсказывала воспалённая фантазия. Область солнечного сплетения, где ещё несколько дней назад зиял глубокий прогал, сейчас была затянута новой розоватой кожей, которая кое-где собиралась в морщинистые складочки. Волдырей уже почти не наблюдалось, а обугленные участки кожи заметно посветлели.
Запустив пальцы в баночку, Марина достала порцию густой жирной мази и аккуратно, стараясь не причинить Егору боли, щедро нанесла на заживающие раны. После этого она сделала новую перевязку, бережно просовывая руку под спину охотника и перехватывая бинт с другой стороны.