Коридор
Шрифт:
Типичный осенний питерский день, которых в его жизни было уже несколько тысяч, казался каким-то особенно невыносимым, а погода, словно зеркало, отражая, творившееся у него внутри, не давала стереть из памяти то, о чем следовало позабыть на веки вечные.
– «Что за погода в этом городе? Когда свалил отсюда, было еще холодно. Вернулся – опять дубак собачий. Хотя, с другой стороны, чего я скулю. Провел лето во Франции. Кому рассказать
– не поверят».
В колодце двора бездомная кошка, осторожно ступая по вязким сугробам, с олимпийским упорством пыталась преодолеть по диагонали двор. Ровно на середине
– Под ней даже кошки сидеть отказываются, – с какой-то досадой непонятно кому выпалил Андрей.
И у него был повод огорчаться. Причем не один. Да что говорить, он уже целую неделю после «возвращения» только тем и занимался, что сортировал эти поводы по полкам, пытаясь вернуть свою жизнь в прежнее русло. Но у него это никак не получалось.
Еще раз, взглянув на останки своего некогда любимого автомобиля, прячущегося от непогоды под брезентом, он с сожалением вспомнил, каким тот был раньше. – «Вот тебе и немецкое качество». Теперь из этой расхожей формулировки жизнеспособной осталась только ее первая половина, указывающая на страну– производителя. Что же касается всего остального, то в той груде металлолома, которая еще совсем недавно была довольно неплохим автомобилем, трудно было разглядеть не то что качество, но и сам автомобиль в целом.
К великому его сожалению, это была лишь первая строка в длинном перечне того, чего у него сейчас не было. А не было у него еще и нескольких уже бывших знакомых. Любимой работы. Почти всех сбережений. – «Как он только тайник в шкафу нашел? » И, наконец – любимой женщины. Валерия категорически отказывалась с ним общаться, избегая встреч и не отвечая на телефонные звонки.
Зато ОН нашел ей замену. Эту странную особу, которая с заметной регулярностью названивала ему каждый день, а вчера и вовсе заявила, что беременна и ждет от него ребенка. – «Нет, ну почему, скажите пожалуйста, я должен отвечать за свое тело, «когда меня в нем нет»? Хотя. Наверное, все-таки должен. Неизвестно еще, что там после меня расхлебывать пришлось… Надо будет с ней завтра связаться – номер должен быть забит в телефоне».
Раздавшийся звонок в дверь вернул к неприятной действительности.
– «Опять, наверное, кто-то ругаться пришел».
По коридору прошаркали тапки Тимофеевича. После лязганья засовов дверь отворилась, и тут же на всю парадную раздался его репродукторный голос, извещающий всему подъезду о приходе посетителя. Голоса самого посетителя слышно не было.
– Конечно, есть, – эхом разнесся бас старика. – Где ж ему еще быть, олуху безработному? Сидит себе дома на печи – ест калачи. Только звонить ему надо два раза, а не один.
– «О, дед опять разошелся», – промелькнуло в голове Андрея. – «Сейчас кому-то достанется».
После «возвращения» Тимофеевич его гостей встречал именно таким вот образом, и это, как оказалось, не всегда было плохо. Львиная
Шаркая по коридору в обратном направлении, Тимофеевич, проходя мимо комнаты Андрея, со всей дури стукнул кулаком в дверь.
– Гитлерюгенд, к тебе пришли.
Когда Андрей открыл дверь и начал вглядываться в сумрачный полумрак коридора, пытаясь рассмотреть своего гостя, Тимофеевич, вероятно, еще не успев добраться до своей комнаты, прокричал как можно громче.
– Вы поосторожнее там с ним. А то он так и норовит пырнуть каждого заслуженного пенсионера ножом в бок.
– Тимофеевич, я тоже рад вас слышать.
– Да пошел ты! – кинул тот, громко хлопнув дверью.
Еще раз окинув взглядом коридор, Андрей заметил рядом с порогом невысокий темный силуэт.
– Вы ко мне?
– Да.
– Ну, проходите, чего в дверях стоять, – сделав несколько шагов назад, он впустил в комнату гостя, который после небольшой заминки переступил порог.
При дневном освещении оказалось, что это вовсе никакой и не «проситель», а действительно, как и сказал Тимофеевич, пенсионер. На вид старику можно было дать не больше семидесяти. Он был человеком невысокого роста с лицом, изрезанным старческими морщинами и пепельно-седыми волосами, зачесанными назад.
Андрею его внешность ни о чем не говорила. Обычный сухопарый старикан, сохранившийся для своего возраста чуть лучше своих сверстников – только и всего. Но по мере того, как он все больше всматривался в его лицо, незнакомые черты все четче стали приобретать прежние, знакомые контуры. Этот блеск ярко– синих глаз, не потускневший с годами. И это выражение лица, которое так до боли знакомо. И, наконец, этот шрам, над которым так усердно когда-то потрудился Жан.
– Этого не может быть, – изумленно прошептал Андрей.
Ему почему-то захотелось крепко его обнять, и у старика, видимо, возникло такое же самое чувство. Но объятие получилось какое-то угловатое. С неуклюжими похлопываниями по спине.
На какое-то мгновение они оба нерешительно застыли, не осмеливаясь нарушить затаившееся безмолвие.
– Как вы все это время жили? Приземление прошло удачно? Чем закончился бой? – первым пришел в себя Андрей, тут же завалив своего гостя шквалом вопросов. Его интересовало сразу все, из-за чего собеседник был слегка сбит с толку, не зная с чего начать.
– Можно я присяду?
– Да, конечно, – смущенно спохватился Андрей, пододвигая к нему кресло.
– Вроде ничего,– произнес Карл, располагаясь поудобнее. – У меня двое детей и четверо внуков. Свое небольшое дело… – по– русски он говорил намного лучше, чем некоторые русские. По крайней мере, грамотнее Тимофеевича, а акцент больше напоминал прибалтийский, нежели немецкий.
– Извините, а где вы так хорошо научились говорить? Ну…
– Что? – не расслышал тот.
– Говорить по-русски, где?