Коридоры кончаются стенкой
Шрифт:
— Сегодня враги снова не дремлют, — сказал он в заключение, бросив короткий взгляд на Кравцова. — Снова зашевелились недобитки кадетов, эсеров, меньшевиков. Зашевелились бывшие белогвардейцы, офицеры, атаманы, кулаки, зашевелились попы и уже кое-где развертывают свою вражескую работу. Но об этом подробно расскажет в своей замечательной речи первый секретарь нашего крайкома товарищ Кравцов, которому я с удовольствием передаю слово. Пожалуйста, Иван Александрович!
Идя к трибуне, Кравцов с трудом сдерживал раздражение, вызванное «вступительным» словом Шелухина. Порушил тщательно продуманный сценарий — черт с ним, но, мерзавец, бездумно и не к месту использовал фрагмент из его доклада, одно из самых сильных мест, которое он намеревался посвятить предвыборной
— Чуть позже, — начал он свое выступление, — я подробно расскажу, как разделился Азово-Черноморский край и дам социально-экономический обзор новых образований. А сейчас, возвратившись немного назад — в тысяча девятьсот тридцать второй — тридцать четвертый годы, ставшие уже достоянием новейшей истории, подчеркну, что Северо-Кавказский край, от которого в свое время отпочковалось Азово-Черноморье, вписал прекрасные страницы в эту историю. Именно тогда в границах края выросла новая крупная социалистическая индустрия. Было ликвидировано кулачество как класс и проведена сплошная, коллективизация. Выросла и расцвела пышным социалистическим цветом наша культура, выросли люди, кадры. Выросла наша коммунистическая организация, которая под мудрым руководством товарища Сталина, нашего лучшего друга, вождя и учителя, вдребезги разбила всех врагов коммунизма, троцкистско-зиновьевских извергов, правых реставраторов капитализма и новых уродов-агентов японо-немецких фашистов…
Невысокий, плотный, крупнолицый, с высоким лбом, четко очерченным густой шапкой волос, с широко расставленными задумчивыми глазами, то и дело вспыхивавшими ярким огнем, он словно вырастал из массивной трибуны, обернутой в свежий кумач. Скупой на жестикуляцию, он говорил низким, хорошо поставленным голосом, роняя в притихший зал никчемные слова, которые казались ему нужными и чрезвычайно важными, хотя и читанными, и слышанными всеми многократно.
— Почему правительство приняло решение о разделении Азово-Черноморского края? — задавался вопросом Кравцов, окидывая взглядом многоликий зал. — Потому, что поворот в политической жизни нашей страны, предстоящие выборы в Верховный Совет СССР и местные органы власти, огромный подъем промышленности и сельского хозяйства выдвинули новые требования перед краевым руководством, требования живой практической помощи местам, районам и низовым организациям. Разделение края целиком вытекает из исторического указания, сделанного товарищем Сталиным на февральско-мартовском Пленуме ЦК ВКП(б), указания об усилении связи с массами. Обширная территория Азово-Черноморского края затрудняла выполнение этого мудрого указания…
Сидя в президиуме за массивным длинным столом, облаченным, как и трибуна, в новенькую ярко-красную хлопчатобумажную ткань, Малкин внимательно слушал доклад, ловя и обдумывая каждое слово докладчика: а вдруг зарвется, вдруг проговорится, вдруг случайно сдвинется маска и он покажет свое вражеское лицо! Тогда Малкин прямо здесь, перед многочисленным активом разоблачит его вражеские вылазки и расставит точки над «i». Но Кравцов твердо стоял на большевистской платформе. Ничего не выдумывая, он достаточно убедительно воспроизводил утвердившиеся взгляды сталинского окружения, которые неоднократно звучали на различных партийных форумах. «Ушлый, гад, — злился Малкин, непроизвольным кивком головы выражая согласие с утверждениями докладчика. — Ни на буковку не уходит от текста».
— Может возникнуть вопрос, зачем раньше стремились к централизации. Отвечу. Раньше мы не имели достаточно подготовленных кадров, способных руководить народным хозяйством, и потому укрупнение территорий почитали за благо. Сегодня положение изменилось. Есть, кадры и есть смысл идти на разукрупнение. Были, конечно, попытки найти иные формы, которые бы создали условия бесперебойного большевистского обслуживания нужд края. Но эти попытки шли по линии создания
Зал разразился аплодисментами.
— Слава нашей родной коммунистической партии, — вскочил с места Шелухин. — Да здравствует вождь всех времен и народов товарищ Сталин! Ура, товарищи!
— Ура-а-а! — загремел зал. Все дружно встали и разразились овациями, выкрикивая здравицы.
Кравцов долгим немигающим взглядом посмотрел на Малкина и, встретившись с ним глазами, многозначительно качнул головой, как бы спрашивая: «Ну, что я говорил? Болтун и выскочка. Или я не прав?»
«Прав, прав!» — согласился с ним Малкин, чуть заметно пожав плечами. Сделав несколько замедленных хлопков ладонями, что участники собрания восприняли как разрешение прекратить овации, сел. В зале наступила тишина и в этой тишине снова зазвучал голос Кравцова. Вибрируя густым баритоном, он доложил активу, обладателем какого политического и экономического потенциала стал край в результате раздела.
— Мы считаем, что раздел произведен сбалансированно и справедливо, с учетом исторически сложившихся границ. За Ростовской областью осталось пятьдесят шесть процентов территории, — за нами — сорок четыре. Если промышленность нашего края по удельному весу уступает промышленности Ростовской области, то сельское хозяйство, наоборот, смотрится очень выгодно. Оснащенное самыми современными сельскохозяйственными средствами производства, оно дало возможность получить в этом году прекрасный урожай зерновых, и не только зерновых.
— Позвольте с вами не согласиться, — вскочил с места нетерпеливый участник собрания партактива. — Прошу прощения, что прерываю… Мы отпочковались в средине сентября. Значит, зерновые получены не нами, а краем в старых границах. Зачем же чужие успехи приписывать себе? Поработаем год — посмотрим на что способны.
— Зачем ждать год? — возразил Кравцов. — Нетрудно и сегодня высчитать, сколько собрано колхозами и совхозами края. Нашего края, я имею в виду. У хлебороба каждое зернышко на учете, так что ошибка исключается. Разве не так? — Кравцов победно оглядел оживившийся зал. — Я бы советовал все же выслушать доклад до конца, а потом задать вопросы. Или невтерпеж?
— Выслушаем, чего уж там, — согласился оппонент. — Только вряд ли можно признать раздел сбалансированным. К нам колхозов отошло по вашим данным, пятьдесят семь процентов, а тракторов только сорок восемь. Зато лошадей нам отдали ого-го! Аж шестьдесят процентов! Попробуй прокорми такую ораву! Все сожрут, что вырастили, а нами закусят.
— Вот вы все же не хотите дослушать меня до конца, а я вам отвечу еще не названными цифрами. Вот: посевных площадей донцам отошло пятьдесят четыре процента, а нам — сорок шесть. Так кому нужно больше техники? А? Улавливаете разницу? Скажу, положа руку на сердце, и другое: сегодня, когда в стране временная нехватка горючего и запчастей, я бы не рвался к технике. Не потому, что я против прогресса, поймите меня правильно. А потому, что в сложившейся ситуации лошадка надежней. Соберемся всем миром, заготовим сколько нужно кормов… Верно, товарищи? Или я чего-то не понимаю?
— Верно! — зааплодировали горожане.
— Тогда позвольте мне продолжить.
И воодушевленный Кравцов обрушился на благодарных слушателей такой ошеломляющей статистикой, что всякие сомнения, у кого они еще теплились, разлетелись вдребезги и люди поверили: урожай кубанцы подняли поразительный.
— Еще бы не получить такой урожай с наших тучных кубанских черноземов! — воскликнул Кравцов, оторвавшись от текста. — Когда-то кубанские казаки, хвастаясь своим черноземом, говорили: «У нас такая молодая земля, что оглоблю посади — бричка вырастет!»