Король без трона
Шрифт:
— На остальное купи себе крестик на память о том, кого спасла.
Без ложной гордости девушка взяла деньги, поблагодарив милой улыбкой. Затем она провела принца коридором во двор, где слуга держал под уздцы его лошадь.
— Скорее добирайтесь до Компьена, — посоветовала она. — Ваша лошадь слишком утомлена.
— По какой дороге? — спросил принц, уже сидя в седле.
— Через мост, потом все направо, — торопливо сказала Бастьенна. — Скорее отравляйтесь в путь! Сюда идут…
Гранлис пустил свою лошадь крупным галопом и исчез во мгле ночи. На мосту он оглянулся; ему показалось, что за ним бегут, послышались
Однако минут через десять ему пришлось замедлить ход из опасения, чтобы не пала его лошадь. Опять он был один, среди леса.
Луна ярко светила, освещая дорогу, но под деревьями было совсем темно. В густой чаще кустов и папоротников, под густой тенью старых буков и дубов Гранлис несколько раз замечал какое-то странное, подозрительное движение, похожее на движение какого-нибудь большого животного, пробирающегося сквозь чащу. Принц вспомнил о только что встреченном кабане и решил, что это собратья последнего или лани, которые бродят среди кустов. Потом ему послышался как будто говор под деревьями. Им овладело беспокойство. Он хотел погнать лошадь, но было заметно, что она слишком устала.
Он уже давно ехал направо от моста, но не было заметно никакой близости Компьена. Между тем лошадь принца споткнулась и захромала. Гранлис произнес несколько проклятий…
Позади него послышался галоп нескольких приближавшихся всадников. В это время он увидал впереди большой просвет между деревьями, что, конечно, означало близость какого-нибудь жилья. Тогда он сошел с лошади, взял ее под уздцы и отправился искать возможного пристанища. Лес перешел в дикий, необработанный парк. Повсюду царило полное молчание.
Принц подвигался вперед, ведя за собой тяжело двигавшуюся лошадь. Дорога повернула в сторону, и вдруг послышался чей-то голос, а из мрака выступило какое-то здание.
Это был большой и красивый замок в стиле Людовика XIV, весь белый, с широкими, массивными ступенями большой террасы. Из двенадцати окон фасада четыре были ярко освещены и бросали светлые полосы на зеленую лужайку перед домом.
Громкий, сильный и могучий голос с чувством пел:
Где дни наслажденья,
Любви упоенья,
Блаженные дни?
Голосу аккомпанировали тихие аккорды клавесин, но он мог заглушить собой раскат грома или пушечный выстрел.
Удивленный и заинтересованный принц остановился послушать. Он думал, что люди, распевающие под музыку чувствительные романсы, конечно, не откажут в помощи заблудившемуся путнику. Голос продолжал петь:
Дни юности ясной
Близ милой прекрасной —
Как кротки они!
Нам счастье дарили,
Восторги сулили
Дни юной любви!
— Клянусь небом, — пробормотал принц, — он ревет, точно буйвол!
Лестное сравнение было прервано неожиданным образом: шпага была вышиблена из рук принца; его схватили, заткнули ему рот и моментально связали руки за спину, а ноги между собой, но довольно свободно, так что он мог переступать ими, когда его подняли с земли. Он мог рассмотреть четырех здоровых молодцов, очень энергичного вида, которые потащили его вперед, к замку. Все это было сделано так быстро, что Людовик не успел пикнуть.
Куда его вели? Мысль, что он, вероятно, увидит вблизи оригинального певца, несколько утешила пленника.
Тот в это время заканчивал растроганным голосом с большим выражением последний куплет своего романса:
Увы! Все промчалось,
Лишь память осталась
О прежней любви!
Пение было внезапно прервано появлением в комнате связанного принца, втолкнутого в дверь своими свирепыми провожатыми.
К своему великому удивлению, он узнал в певце, стоявшем около клавесина, Бруслара, а в красивой блондинке, аккомпанировавшей ему, — маркизу Диану д’Этиоль. Это было очень странно.
Бруслар, который не задумываясь мог бы ежедневно повесить перед своим завтраком по стороннику империи и вел беспощадную партизанскую войну из засады, где каждый шуан становился убийцей, Бруслар, посвятивший свою жизнь ненависти к Наполеону, этот самый Бруслар пел чувствительные романсы! В своей частной жизни любивший женщин, он слагал самые нежные романсы, которые любил петь, будучи уверен в привлекательности своего голоса, как и своей наружности, не желая помнить о своих пятидесяти годах. Он считал себя неотразимым и еще в последнее время насчитывал семь-восемь амурных историй, где мог доказать свое нежное сердце и пылкий темперамент. У него были верные подруги, принимавшие его всегда с распростертыми объятиями, как, например, маркиза д’Этиоль в Компьене, госпожа Вобадон около Байе; в окрестностях Канна — Роза Банвилль, известная среди роялистов под именем Жанны д’Арк, которое она заслуживала не вполне, и многие другие обитательницы провинции. В Париже у него были тоже свои сторонницы, такие же преданные и любящие, вроде госпожи Вакери, Эме Берюэ и других. Все эти роялистки были знакомы между собой, вели переписку, посылали одна другой своих протеже, которые имели таким образом места остановок между Парижем и берегом моря, надежные убежища на случай тревоги. В замках, в квартирах знатных дам имелись тайники, как в доме Борана, где преследуемые полицией вожди шуанов могли пожить спокойно, окруженные заботой и вниманием.
В чем можно было отказать этим героям, ежечасно рисковавшим своей головой, служа своему делу? К тому же революция давала себя знать и тем, кто не хотел признавать ее: она уничтожала многие предрассудки, расшатала предубеждения. Наконец почти всеобщим девизом стало, что жизнь так коротка, а потому надо спешить пользоваться ею.
XVI
Итак, Гранлис, хотя и против своей воли, проник в зал замка, где Бруслар остановился, раскрыв рот, а Диана — опустив руки. Пение и музыка прекратились.
— Что это такое? — воскликнул старый шуан. — Откуда этот солдат?
Он уже выхватил пару пистолетов, которые всегда имел наготове в карманах платья.
— Этот шуан прогуливается в своем белом мундире в парке маркизы, шпионит и наверняка подглядывает! — ответил один из схвативших принца людей.
— Подведите его ближе к свету да снимите повязку у него со рта: надо допросить его, — распорядился Бруслар.
Повязку сорвали с лица пленника.
— Господин Гранлис! — воскликнул Бруслар.