Король драконов и Принцесса-Апельсин
Шрифт:
Теперь, когда тайна Солерно была раскрыта, ему всё представлялось в ярком и радужном свете. Нет больше выбешивающего соперница, есть желанная девственница, которая сейчас горит жарче солнца, и есть море и ночь. А потом будут ещё много ночей, и дней тоже… Потому что любовной страсти такой силы за пару ночей не охладить…
– От лжи так устаёшь, – закончила свой признание Хильдерика и прижалась щекой к щеке Тюнвиля. – В последнее время я думала, что сойду с ума…
– Сойдём с ума вместе? – предложил он, целуя её то в шею, то в уголок губ. – Я тут все гавани оплавал и нашёл один островок… Он совсем крохотный,
– Если бы не хотела, то разве отправилась бы с тобой? – упрекнула она его.
– Ладно, это я так спросил, для уверенности, – Тюнвиль едва сдержал улыбку.
К острову дракон и принцесса добрались далеко за полночь. Тюнвиль решил не рисковать и, обернувшись драконом, усадил девушку себе на спину и отправился вплавь, а не полетел.
Ему казалось, что море само несёт его к заветному острову, ласково качает в ладонях, осыпает светом звёзд, как серебром. Почти невесомая ноша грела даже через толстую чешую, и дракон плыл, не чувствуя усталости.
Когда он выносил на берег своё сокровище, принцесса поникла головой ему на плечо, утомившись от волнений и внезапной свободы. Ночь была тёплой, море ещё теплее, Тюнвиль помог принцессе избавиться от мокрой одежды, и они растянулись на песке, глядя на звёзды. Рука дракона нашла руку девушки, сжала, но он ждал, сдерживая страсть и нечеловеческое желание.
Прошло несколько долгих и томительных минут, прежде чем он ощутил прикосновение к плечу – такое же ласковое, как прикосновение морской волны, но гораздо горячее. Так мог бы ласкать солнечный свет, если бы превратился в человеческую деву.
Дракон гибко перекатился на бок и приподнялся на локте, склоняясь над девушкой, которая замерла, быстро и прерывисто вздохнув, но не закрыла глаза и продолжала поглаживать его по плечу, скользя пальцами к ключице, а потом к груди.
– Я долго тебя ждал, – сказал Тюнвиль, позволяя девушке ласкать себя, но не трогая её, – и могу ещё подождать, если тебе страшно, или если ты ещё не решила…
– Решила, – сказала она и обхватила его за шею, притягивая к себе.
По мнению Тюнвиля, это было самое приятное решение, какое только можно было вообразить. Упоение, огонь желания, восторг – все эти чувства захватили его, понесли словно по волнам, лаская, опьяняя, даря тепло и лёгкость во всём теле. Но сейчас это было не море, столь излюбленное драконами, это была женщина. Дева, девственница. От каждого прикосновения которой накатывало такое наслаждение, какого Тюнвиль никогда не испытывал в жизни. И не потому, что женщина под ним была нераспечатанным сосудом, а потому что он долго ждал, когда получится пригубить этот сосуд, и теперь хотел выпить его медленно, смакуя каждый глоток.
– Сделаем всё медленно, – шепнул дракон принцессе. – Не торопясь… не спеша… Сегодня весь мир только для нас. Это море… эти звёзды… И ты – только для меня, а я – только твой…
Он и правда сдерживал себя, раз за разом доводя человеческую деву поцелуями и ласками почти до экстаза, а потом ослабляя напор – как морской прилив, который ласкает берег, набегая на него, но в какой-то момент отступает.
Женщина в его руках
Рассвет дракон и принцесса встретили в объятиях друг друга, но сладкого пробуждения не получилось. Море заволновалось, подул ветер с севера, и чайки тревожно летали над волнами, ожидая бурю.
– Нам лучше вернуться, – Тюнвиль наклонился поцеловать Хильдерику, и та покорно подставила алые, зацелованные губы. – Хотел бы я провести здесь с тобой вечность, но в бурю этот островок – не самое надёжное место. Давай, отнесу тебя обратно.
Принцесса молча кивнула и потянулась за платьем, которое было ещё влажным.
Тюнвиль помог ей надеть платье, заскорузлое от морской соли и песка, а нижнюю рубашку и туфли принцесса прижала к груди.
– Сейчас я превращусь, – сказал Тюнвиль, потягиваясь и ощущая приятную истому во всём теле, – заберёшься ко мне на спину и держись крепче. Придётся лететь, волны уже слишком высокие.
Она снова кивнула, и когда он обернулся драконом, забралась к нему на спину, неуклюже оскальзывая на гладких боках, покрытых плотной чешуёй.
Тюнвиль подождал, пока его возлюбленная устроится поудобнее, ухватившись за роговой вырост на позвоночнике, и осторожно взлетел, стараясь держаться поближе к воде, на случай падения, если у принцессы закружится голова.
Когда вдали показался берег, шторм усилился, и чайки белыми тенями метались у скалы, с которой когда-то бесстрашно бросилась в морскую бездну Хильдерика. Тюнвиль приземлился на скалу, сложил крылья, чтобы принцессе было удобнее спуститься, а потом стал человеком.
– Мог бы донести тебя сразу до твоей башни, – сказал Тюнвиль, обнимая Хильдерику и перебирая её волосы, в которых сейчас было соли пополам с песком, – но уже светло. Лучше не пугать твоих подданных.
– Вы всё правильно решили, милорд, – кивнула она в третий раз. – И лучше мне пойти сейчас, чтобы слуги не увидели в таком виде… – она прикоснулась к слипшимся волосам, переброшенным на грудь.
– Соберёшь свои вещи, и я заберу тебя в свой дом сегодня же, – сказал дракон. – Даже можешь ничего не брать. Я куплю тебе всё, что пожелаешь. Что пожелаешь?
Она молчала, будто раздумывала – что бы пожелать? Но чем дольше молчала, тем меньше Тюнвилю это нравилось.
– Так многого хочешь? – спросил он, шуткой прикрывая беспокойство. И почему снова называешь меня на «вы»? Имей в виду, игра в почтительность мне больше не нравится. Теперь ты должна всегда обращаться ко мне на «ты» и по имени. Даже при Рихарде. И при слугах. В моём доме слуг не слишком много, но если пожелаешь, я найму…
– Прошу простить, – сказала она, не поднимая глаз, – но я не хотела бы жить с вами, милорд.
– Что? – весь романтический настрой Тюнвиля словно чайка крылом смахнула.
– Я хочу остаться в Солерно, – продолжала Хильдика упрямо и тихо. – Рядом с Аранчией, если вы позволите ей сохранить ей тайну.
– Сохранить тайну? – переспросил дракон, ничего не понимая. – То есть ты собираешься жить так же, как ила раньше? Но ты говорила, что тебе надоела ложь!
– Прошу прощения, милорд, но я говорила совсем другое.