Король казино

Незнанский Фридрих Евсеевич

Я постараюсь, — сказал Фишкин.

До приезда сюда я побывал в вашей фирме и услышал историю, рассказанную охранниками. Сама эта история уже уголовное преступление. Правда ли, что неизвестный нанес удары, парализовал и обезору­жил ваших сотрудников?

Правда, — ответил Фима.

В чем причина этого нападения?

Он же магнитофон у меня забрал!

Кто?

Этот человек, он, видимо, телохранитель Лилии Васильевны Федотовой...

Человек, забравший магнитофон, действительно телохранитель Федотовой? — обратился адвокат к сле­дователю Чижову.

Я

этого не знаю.

Для чего этому человеку, телохранителю, пона­добился ваш магнитофон? — продолжил разговор ад­вокат Вержбицкий.

Вероятно, чтобы прослушать пленку.

И что было записано на пленке?

Наш разговор со следователем Федотовой.

Значит, у телохранителя была важная причина для изъятия у вас пленки. О чем шел разговор?

Была затронута фамилия очень большого человека...

Смелее, Ефим Аронович, смелее!

Вице-премьера Стрельниковой.

Очень интересно! — присвистнул адвокат. — И по какому же поводу?

Мне думается, что Федотова поступила неосто­рожно, бросив тень на члена правительства. Она как бы обвинила ее в темных делишках.

Еще интереснее! В чем конкретно заключалась эта «неосторожность»?

Теперь я дословно не помню, но ведь можно про­слушать пленку.

Я поговорю с Федотовой. Выясню этот факт, — сказал следователь Чижов.

Обратимся к другому вопросу, — сказал Вержбиц­кий. — Я прочел ваш прекрасно написанный документ, в котором вы целиком и полностью признаете себя ви­новным в подделке подписи бывшего юрисконсульта, а ныне следователя Федотовой. Пострадавшие, телохрани­тели, к сожалению, не внесли ясность в происшедшее, молчат, но я почему-то убежден, что написали вы при­знание не по своей воле. В противном случае непонятно, для чего было некоему человеку посягать на жизнь ва­ших телохранителей? Так или не так, Ефим Аронович?

Конечно, не по своей! — оживился Фима. — За­ехали в какой-то двор, приказал под угрозой смерти, ну и написал. Жить-то хочется!

Хорошо, — подал голос Чижов. — Мы это прове­рим. А как быть с экспертизой?

Но Вержбицкий не обратил внимания и продолжал разговор с Фишкиным.

Итак, для меня все ясно. Ваше преступление — незначительно. Думаю, что вас выпустят под залог. Разумеется, без права выезда из столицы. Сумму за­лога я, с вашего разрешения, обговорю с прокурором. Ни о чем не беспокойтесь, не расстраивайтесь, все бу­дет хорошо. Да, чуть не забыл! — Анатолий Евгенье­вич открыл объемистый кейс и начал вытаскивать раз­нообразные продукты. — Пожалуйста, Ефим Ароно­вич. Икра, балык, колбаса, ваш любимый тоник...

Положите обратно в свой кейс и на проверку, — строго сказал Чижов.

Адвокат посмотрел на следователя и развел руками:

Повинуюсь! Хотя все это формализм и казенщи­на. Мне не привыкать!

Из следственного изолятора адвокат Вержбицкий по­ехал к Федотовой.

Вы разрешите поговорить с вами, Лилия Василь­евна? — спросил адвокат, входя в ее кабинет.

Можно. Но я заранее знаю, о чем пойдет разговор.

Заранее все знает один лишь Господь Бог!

Вам необходим

мой совет, как бы изящнее соста­вить телегу на имя прокурора о незаконных действи­ях следователя Федотовой?

Телегу... —поморщился Анатолий Евгеньевич. — Узнаю школу Турецкого!

Чем вам не нравится Турецкий?

Нравится, не нравится... Это не разговор! Осо­бенно если он касается таких зубров, как Александр Борисович.

Вы с ним знакомы?

И опять же неважно. Важно другое.

Что именно?

То, что вы его помощник, а значит, он в курсе ваших следственных и неследственных дел.

Конечно. А как же иначе?

И я о том говорю. Иначе нельзя... Я приехал к вам, потому что подумал: а почему бы вам, несмотря на наши натянутые отношения, не угостить меня чашечкой кофе?

Отношения у нас, по-моему, самые деловые. Я обвиняю, вы защищаете, а оба вместе стремимся к од­ному. К истине.

Так не бывает! Истина? Хотя, признаться, это не функция адвоката — стремиться к истине. Наша за­дача — защитить человека, обвиненного в преступле­нии. Думаю, что вас обучали на юрфаке профессора старой советской школы. Говоря об истине, они ни­когда не знали, что это такое!

Я много разного слышала о вас, — откликнулась Лилия. — Кофе я вас угощу, — добавила она, ставя чайник на плитку.

Так что вам наговорили обо мне?

Наговорили? — удивилась Лиля. — Вы что, из­вестный артист, певец, писатель или еще какая-ни­будь звезда?!

Вы же сами только что сказали! «Много разного слышала о вас...»

Слышала, но не наговорили.

Я убежден: слышали одни гадости!

Ну, не только.

Есть и хорошее?

Да. К примеру, вы большой любитель женщин. Великий обольститель и сердцеед.

Кто мог сказать подобную глупость?! Вся Москва знает, что я как раз любитель не женщин, а противо­положного пола.

При женщине — и такие слова, — укоризненно покачала головой Лиля. — Неужели это правда?

Да, я отношу себя к так называемому сексуаль­ному меньшинству. Что в этом плохого?

Раньше давали за подобное срок. И немалый, — сказала Лиля.

Раньше не отпускали и под залог, а теперь — пожалуйста! И чем больше сумма, тем быстрее дело идет к завершению.

О залоге говорите с Турецким или Меркуловым.

Именно этим вопросом я займусь сегодня же. А нот вам нечем крыть, Лилия Васильевна! Вы — лицо, лично заинтересованное в исходе дела, и вас отстрани­ли от ведения следствия вполне справедливо. Как посмотреть!

Да как ни посмотри — сплошная чушь! Наруше­ние уголовного процесса!

Именно потому, что я лицо заинтересованное, я сама и отказалась от ведения дела. Теперь, как извес­тно, его передали Чижову.

И это правильно, существует закон, и его следу­ет выполнять.

Не возражаю, — раздумывая, проговорила Лиля.

Вы теперь не участвуете в этом деле, — прини­мая чашку кофе, улыбнулся адвокат, — поэтому мы можем поговорить начистоту.

Хочу только напомнить вам, господин адвокат, что дело в любом случае расследуется под руководством Турецкого.