Король лжи
Шрифт:
– Ты знаешь, где меня найти! – кричала она, и я ускорил шаг. – Ты вернешься. – Я побежал. – Ты всегда так делаешь! – На сей раз она ошиблась.
Я ударился о выходную дверь плечом. Она легко открылась, и полуденный свет, ослепил меня. Прищурившись, я увидел Ванессу за рулем грузовика. Она выезжала со стоянки и спешила к выходу. Притормозила на улице I но не остановилась, затем повернула направо и прибавила скорость, изрыгнув синий клуб дыма. Я бежал за ней, звал ее, слыша свое дыхание и биение собственного сердца. Люди вокруг оглядывались, но меня это не волновало. Я бежал по желтой полосе
Она не остановилась.
Но я не собирался позволить ей исчезнуть и побежал к своему грузовику. Я догнал бы ее на дороге или дома. Где угодно. И мы закончили бы то, что начали.
Я выбился из сил, дышать было трудно, поэтому я упал на траву у дороги. Я споткнулся, потом взял себя в руки и спустился вниз. Стал возиться с ключами, нашел подходящий, вставил его в замок и повернул. Ванесса не могла уехать очень далеко, больше чем на милю.
Открыв дверцу, я поднял глаза и увидел Барбару, стоящую у стены дома и с бесстрастным лицом наблюдающую за мной. Мне нечего было ей сказать. Возможно, мои глаза сказали все.
Потом я забрался в кабину, завел двигатель и нажал на газ. Я сдал назад и направил грузовик к выходу. Внезапно моя вселенная изменилась: откуда-то наехали автомобили, заполнив стоянку. Зажженные фары. Униформы. Меня заблокировали, окружив транспортом.
Никто не вытащил оружия, но я видел пистолеты, и мое сердце екнуло. Мне стало трудно дышать; я знал, что случилось. Потом Миллз появилась возле моей дверцы и постучала в окошко, ее лицо было удивительно пустым.
Бесчисленное количество раз я мысленно проигрывал эту сцену: лежа с открытыми глазами ночью, чувствуя скрежет колес, такой резкий и неослабевающий. Тем не менее я думал, что этого никогда не случится, однако всегда представлял себе, как будет ликовать Миллз. В любом случае неизвестность была невыносима.
Я опустил стекло, не чувствуя своих рук.
– Не могли бы вы заглушить двигатель и выйти из автомобиля, пожалуйста. – Голос незнакомца.
Я сделал то, что меня попросили, и земля под ногами показалась мне эластичной.
Миллз захлопнула за мной дверцу грузовика, и я отчетливо слышал этот звук – хлопок закрывшейся металлической двери. Офицеры в форме расположились по обе стороны от меня; я их не знал и понял, что Миллз, должно быть, выбирала их лично.
Миллз продолжила, и, пока она говорила, мне скрутили руки, положили на капот моего собственного транспортного средства.
– Джексон Пикенс, вы арестованы в связи с убийством Эзры Пикенса. Вы имеете право хранить молчание…
Металл был твердым и холодным. Я увидел ржавчину, которую никогда не замечал прежде. Услышал запах собственного дыхания. Услышал бормотание и понял, что это обращено ко мне:
– Все, что вы скажете, может быть использовано против вас в суде…
Подняв глаза, я увидел Барбару. Она все еще стояла у стены дома. Ее лицо было таким же пустым, как у Миллз, но что-то исказило его черты, – что-то, напоминавшее гнев.
Я почувствовал, как наручники сжали мои запястья. Кто-то потянул меня вверх, схватив сзади за рубашку. На тротуаре собрались люди. Я посмотрел назад, когда Миллз закончила зачитывать мне мои права.
– Вы имеете право на адвоката. – Здесь она оторвалась от карточки
Мне не хотелось смотреть на нее, поэтому я уставился в небо, внезапно вспомнив о ястребе, которого видел с моста. Но сейчас небо было пустым, и если в нем было спасение, то оно находилось в том месте, которое я не мог видеть.
– Вам понятны ваши права, как я вам объяснила?
Наконец я посмотрел на нее.
– Да. Понятны. – Голос еще одного незнакомца.
– Обыщите его, – велела Миллз, и снова на меня легли чьи-то руки. Они прощупали меня внизу, раздвинули ноги, ощупали промежность и подмышки. Они вытащили у меня бумажник и перочинный нож. У всех на виду сняли с меня ремень. Я не был больше человеком. Я был частью системы.
И я знал, как она работала.
Меня усадили в один из патрульных автомобилей, на заднее сиденье. Снова в мои уши взрезался металлический лязг захлопнувшейся двери. Звук держался долго, когда он стих, я увидел, что толпа выросла, а Барбара ушла. Она не хотела, чтобы ее заметили, но я представил себе, как моя жена смотрит в окно – одним глазом на меня, другим – на толпу. Ей необходимо было знать, кто стал свидетелем моего публичного позора.
Миллз разговаривала с несколькими офицерами в форме: мой грузовик следовало обыскать, а затем конфисковать. Меня должны были отвезти в тюрьму графства Райуэн и обработать. Я знал эту процедуру.
Меня бы раздели, прощупали все части тела и одели в свободный оранжевого цвета комбинезон. Мне дали бы одеяло, зубную щетку, рулон туалетной бумаги и пару ношеных шлепающих сандалий. Мне присвоили бы номер. Затем выделили бы камеру.
Скорее всего, сразу же провели допрос, и я бы знал, к чему следовало готовиться.
Но именно сейчас это не имело значения. Я не мог этого видеть. Я видел Ванессу и то, какую она испытывала боль, оттого что я не сумел поехать следом за ней.
Как долго бы она ждала, прежде чем закрыть дверь навсегда?
Ответ был предрешен.
Не долго, подумал я.
Если вообще ждала бы.
Я подумал о Джин и постарался сохранить спокойствие. Причины, сказал я себе. На это есть причины. Хорошие. Если не я, то Джин. Я сосредоточился на этом. Это был только первый шаг. Они везли меня в камеру предварительного заключения, не в тюрьму. Еще никто не обвинил меня.
Но я не мог дурачить себя долгое время и, как только мы поехали, стал ожидать, когда меня настигнет «страх, который потеет».
Глава 24
Комната была квадратная, лампы в проволочных сетках, пахло потными ногами. Согнутые от времени черные плиты линолеума пружинили на полу и создавали странное ощущение, будто их скрутили гигантские руки и я не понимал, было ли оно результатом плохой конструкции или моего настроения. Комната находилась в дальней части отделения полиции, и, подобно таким же комнатам в тюрьме, она была с зелеными стенами, в ней стояли два стула и металлический стол. Еще здесь имелось зеркало, и я знал, что Миллз стоит позади него. Она тоже знала, что я осведомлен об этом, и все выглядело ужасно глупо.