Король Парижа

Эндор Ги

— Но барон Тэйлор настаивает, чтобы мою сыграли немедленно.

— Разумеется. А Пикар [87] ?

— Пикар? Кто это?

— Вы никогда не слышали о Пикаре?

— Я знаю, что некий Пикар лет тридцать — сорок назад написал множество пьес, которые сегодня никто уже не читает.

— Пикар ещё жив. Этот косоглазый горбун больше не пишет пьес, но через голову или за спиной барона Тэйлора руководит «Французским театром» по той простой причине, что именно он оценивает литературные достоинства всех пьес. Он притаился

во «Французском театре» словно старый паук, опутавший всё своей паутиной. Я удивляюсь, что он ещё не потребовал на прочтение вашу рукопись.

87

Пикар Луи-Бенуа (1769—1828) — французский поэт, автор комедий.

— Наверное, он уже сделал это, — ответил Дюма. — Меня просили принести завтра в театр копию моей пьесы.

— Ага! Вот видите! Горе вам, если Пикар отыщет в ней хоть один неправильный стих, хоть одну бедную рифму, хоть одну не на месте поставленную цезуру! Для него это будет повод отвергнуть пьесу.

— А как же совет?

— Пикар будет бороться против совета, он обратится за поддержкой к Французской Академии и потребует, чтобы она запретила вашу пьесу во имя сохранения чистоты французского языка. Он добьётся от консервативных газет публикации статей, в которых будут ругать государство за то, что оно даёт деньги театру, губящему славу Франции. И дирекцию «Комеди Франсез» напугает возможное уменьшение дотаций; это будет неприятно министерству, и в дело вмешается всё правительство. О, вы ещё не представляете себе всего, что вам угрожает!

Дюма тяжело вздохнул. Его прекрасные мечты таяли, как воск на солнце.

— Вас не обидит, если я попрошу просмотреть вашу рукопись? — спросил Гюго.

— Я буду польщён и нисколько не обижусь! — воскликнул Дюма. — Но необходимо сделать это сегодня ночью, ведь копию моей пьесы в театр я должен отнести завтра.

Виктор Гюго и Альфред де Виньи просидели с Дюма всю ночь, исправляя в его стихах явные погрешности.

— Вас никак не назовёшь лучшим поэтом в мире, — заметил Гюго.

— Да, — согласился Дюма.

— За несколько часов из плохих стихов не сделаешь хорошей поэзии.

— Я тоже так думаю, — скромно подтвердил Дюма.

— Но нет сомнений, что для театра вы писать умеете, — прибавил Гюго не без нотки зависти в голосе.

— Только пьесы я и хочу писать, — сказал Дюма.

Через несколько дней Дюма вызвал к себе Пикар.

— Вы богаты? — спросил он.

— Нет, беден, — ответил Дюма.

— В таком случае, что же побудило вас заняться рискованной профессией литератора?

— Как вам сказать... Я полагаю, вера в свой талант.

— Талант? Этого мало, — возразил Пикар.

— Я честолюбив, я беспрерывно работаю.

— Это похвально, но недостаточно, чтобы жить литературой.

— У меня есть место, которое приносит мне полторы тысячи франков в год, — сказал Дюма.

— Отлично, держитесь за него обеими руками, молодой человек.

— Разумеется, сударь. Так я и намерен поступать. Но почему вы даёте мне подобный совет?

— Потому, что я возвращаю вам вашу пьесу.

Помните о том, молодой человек, что хаос — ещё не свобода. Вы поняли меня?

— Да, сударь.

— Что я сказал?

— Вы сказали, что хаос — ещё не свобода.

— Правильно. А сумбур — ещё не гениальность. Инстинкт не значит разум. Анархия — это не сила. И способность уродовать французский язык не свидетельствует о поэтическом даре. И «Французский театр» преследует более возвышенную цель, нежели возбуждать эмоции публики. До свидания, сударь.

Дюма, павший духом, примчался к барону Тэйлору.

— Знаю, всё знаю, — сказал тот. — Пикар против нас, но мы ответим ударом на удар.

Но через несколько дней в бой вступила свежая сила: главный редактор ультраконсервативной газеты «Конститюсьонель».

— Он тоже имеет зуб против моей пьесы? — спросил Тэйлора Дюма.

— Вовсе нет. Но у его любовницы есть друг, писатель-классик по фамилии Бро, врач которого...

— При чём тут врач? — вскричал ошарашенный Дюма. — Что общего у врача с моей пьесой?

— Выслушайте меня, и вы всё поймёте. Этот врач лечит Бро, который одной ногой стоит в могиле, и он считает, что спасти его способна лишь неожиданная радость.

— Ага, понимаю! — воскликнул Дюма. — Бро написал пьесу, и, если её поставят, это и будет неожиданная радость.

— Совершенно верно. Бро действительно тоже написал «Кристину». Вы даже представить себе не можете, как скучна его «Кристина», но с классической точки зрения она безупречна, и Пикар этим доволен. Главный редактор «Конститюсьонель» напечатал передовую статью о роли государственного театра, и в эту кампанию включились герцог Деказ [88] и прочие важные особы... Короче, мой дорогой Дюма, мы окружены.

88

Деказ Эли, герцог (1780—1860) — французский государственный деятель. Премьер-министр при короле Карле X.

— Но что же делать? — спросил Дюма.

— Мы должны бороться, — ответил барон Тэйлор, — противопоставить влиянию одних влияние других. Вот если бы герцог Орлеанский смог поддержать вашу пьесу...

— Это невозможно! — воскликнул Дюма. — Меня уже обвиняли в том, будто я воспользовался именем герцога, чтобы мою пьесу приняли.

— Герцог — ваша единственная надежда, — сказал барон Тэйлор.

Встреча Дюма со своим начальником господином де Бровалем, в ходе которой он попросил поддержки герцога Орлеанского, прошла крайне тягостно.

— Не вы ли уверяли меня, что не воспользовались именем герцога? А теперь просите использовать моё влияние, чтобы герцог поддержал вашу пьесу?

— Я вам повторяю, что мою пьесу приняли единогласно. Но сейчас друзья Бро проталкивают его, и необходимо противопоставить им другое влияние.

— Как я могу знать, не является ли пьеса Бро лучше, а вы с помощью влиятельной особы стремитесь к тому, чтобы предпочтение отдали вашей?

— Вы можете прочесть обе рукописи и сами составить о них суждение, — ответил Дюма.