Король-паук
Шрифт:
Бургундцы приближались — позади паланкина на лошади ехал граф Карл в полном вооружении, его лицо пылало гневом и стыдом, глаза бешено сверкали, и шлем, словно оковавший его голову, отбрасывал странную тень, казалось, придававшую его глазам ещё более странный блеск.
— Остаётся только опустить забрало, и он готов к бою, — промолвил Оливье.
— Он уже готов, — отозвался Людовик, — я многое отдал бы, чтобы отец сейчас красовался на этой великолепной лошади, а сын лежал в паланкине.
— Вам не нужно ничего отдавать за это,
— Никакой отравленной рыбы, Оливье.
Они встретились в палатке, поскольку король ещё не приобрёл суверенных прав над городом, а граф Карл не пригласил его в свой замок.
— Он говорит, что не может находиться с тобой под одной крышей, — послышался голос герцога из паланкина. Голос звучал по-старчески надтреснуто.
— Отец, прошу вас, не разговаривайте, — сказал Карл довольно резко.
— О, хорошо, хорошо, я не буду. Я только передал то, что сказал ты.
— Прошу вас, не говорите вовсе. Добыча запуталась в сети паука, неужели этого недостаточно?
Филипп де Комин сидел, склонившись над столом; он подшивал к Арраскому договору огромное количество расписок и описаний содержимого каждого из железных сундуков.
— Угодно ли вам пересчитать всю сумму? — спросил Людовик.
Граф Карл ответил утвердительно, Филипп де Комин, казалось, колебался.
— Нет, клянусь небом! — воскликнул герцог, нетвёрдо приподнявшись на локте.
Карл поспешил успокоить его. Оливье пробормотал:
— Цвет этого лица... Оно слишком, слишком красное.
Сквозь ярость старика он разглядел признаки апоплексии, паралича, смерти.
— Людовик, мальчик мой, ведь здесь всё, не правда ли? — грустно спросил Филипп.
— Всё до последнего су, дорогой дядюшка.
— Как жаль, что вы не смогли стать друзьями, мальчики. Скрепи договор печатью, Карл. Я сдержал своё слово.
Карл приблизился к столу и приложил к договору герцогскую печать.
Можно было бы не зажигать свечу, улыбнулся про себя Людовик, один его взгляд легко растопил бы воск, — но он не дал воли чувствам, и лицо его осталось бесстрастным.
И в ту секунду, когда рука графа вдавила печать в горячее восковое пятно на бумаге, на карте Европы произошло изменение, и граница Бургундии с Францией отступила за Сомму, воды которой струились отныне в королевстве Людовика.
Король бросил многозначительный взгляд на Анри, тот мягко сказал что-то сыну, который немедленно покинул палатку совета. Выйдя наружу, молодой человек вскочил на ожидавшую его лошадь.
Бровь Филиппа де Комина удивлённо поползла вверх.
— Вероятно, юный Жан так спешно удалился, повинуясь некоему зову природы, — пожал плечами Людовик.
— Кому-нибудь следует поучить манерам сыновей вашей haute noblesse, — презрительно усмехнулся Карл.
Но сердце Жана Леклерка
Люди короля подхватили сигнал Жана, и десятки таких же ракет полетели от холма к холму, пока наконец не донесли его на своих хвостах до французских войск, сосредоточенных между Абвилем и Перонном и готовых к маршу — к ночи они заняли города на Сомме.
Между тем в палатке Людовик невозмутимо держал речь:
— Мой добрый дядюшка, вы оказали мне великую честь, если бы согласились оставаться в Перонне до тех пор, пока усталость от долгой дороги не развеется, а поскольку моё присутствие, похоже, расстраивает графа Карла, я и мои люди покинем город.
— Это очень благородно с твоей стороны, Людовик, мальчик мой. Я, конечно, совсем не утомлён, но как ты сам сказал, немного отдохнуть, освежиться.
— Нет, — твёрдо произнёс граф.
— Но он только что обещал уехать, Карл. И тем проявил подлинное великодушие — ведь это его город!
— Мы отправляемся домой, отец.
— Ночлег в палатке может скверно для него обернуться, — успел шепнуть Оливье.
Тонкий слух графа уловил эти слова:
— Вам будет спокойнее спать в палатке, отец, нежели в Перонне, где в городах — цирюльник и бастард на службе у паука.
— Господа, — вздохнул герцог, — я должен просить у вас прощения за моего сына. Он добрый мальчик, но не научился обуздывать свои страсти. Даже родная мать зовёт его Карлом Безрассудным.
— Я не обижен, — ответил Людовик просто.
Анри и Оливье одновременно взглянули ему в лицо и с удивлением обнаружили, что он действительно нисколько не оскорблён, тогда как в их собственной груди кипела ярость. Оливье вспомнилось, как король однажды назвал слова пустотой и дымом. Анри же понурил голову, вспомнив, что он и вправду бастард.
— Позвольте мне выразить надежду, что и герцогиня и графиня пребывают в добром здравии, — любезно продолжал Людовик. Дело было сделано, и Филипп де Комин уже сворачивал заверенные печатью листы договора в свитки; вежливость теперь ровным счётом ничего не стоила.
— Моя супруга здорова, спасибо.
— Графиня Шароле никогда не чувствовала себя лучше, чем теперь, — церемонно сказал Карл.
Но в тот же вечер, когда бургундцы готовились покинуть Перонн, пользуясь всеобщим столпотворением и ранними осенними сумерками, Людовика тайно посетил граф де Сен-Поль.