Король-паук

Шуновер Лоренс

— Однако его министры управляют страной вполне умело, — строго заметил герцог-архиепископ, — а герцог Бургундский — предатель. Будьте осторожны, ваш язык может завести вас слишком далеко.

— В то время герцог оставался верен присяге, как ваше преосвященство, вероятно, хорошо помнит.

Увы, благонадёжность глав дома Лилий теперь была уже не безупречна. Они нередко забывали о своих клятвах сюзерену за исключением лишь тех, что сулили им личную выгоду — настолько слаба оказалась корона Франции, настолько дряхл и слаб умирающий институт феодализма.

При этой перемене то, что Франция считала своей самой большой надеждой в противостоянии с Англией, стало самой большой для неё опасностью.

В одной из бургундских провинций в Нидерландах однажды

ночью случился страшный шторм, и море прорвало все плотины и дамбы, заливая огромное пространство. Семьдесят два многонаселённых города, и не только расположенных на берегу моря, но и по берегам реки Маас, скрылись под водой огромного озера, образовавшегося за одну ночь.

Англичане немедленно снарядили флот, чтобы спасти тех, кому удалось каким-то чудом спастись, кто ухитрился вцепиться в шпили соборов или верхушки больших деревьев, чтобы не утонуть. В течение недели английские корабли курсировали над полями и городскими улицами. Иногда в ночной тьме спасательные лодки ориентировались только на крики женщин и детей, пытавшихся отбиться от своих собак, которых они вначале пытались спасти и которые теперь, обезумев от голода и жажды, начали кидаться на них самих. Иногда корабли шли на глухие удары колокола, зловеще раздававшиеся из-под воды, колокол раскачивался волнами и звучал до тех пор, пока не обрушились балки. Они опускались на дно только что образовавшегося моря к мёртвым телам девяноста тысяч утонувших бургундцев, тех самых, которые ещё неделю назад под звуки этого колокола шли в храм на молитву.

— Нельзя не оценить помощь англичан бургундцам при наводнении, — продолжал Бернар, — однако совершенно очевидно, что хитрые островитяне заметили, что наводнение создало прекрасную гавань вблизи их побережья, в которой мог разместиться весь их флот и откуда они могли вести как торговлю, так и военные действия. Они выбрали торговлю как менее опасное и более прибыльное дело. Они предложили Бургундии хорошую цену за фламандский лес. Герцог Бургундский постоянно нуждался в средствах, чтобы поддерживать свой великолепный двор, теша своё тщеславие, а лишившись доходов от семидесяти двух городов, он также решил заняться торговлей. Вполне естественно, я не стал отсылать Анри в Бургундию. Невозможно чувствовать себя спокойно и в безопасности, находясь между Англией и Францией.

— Значит, юного Анри оставили в монастыре?

Бернар кивнул.

— Боюсь, что отчасти против его воли. Его чаще можно было видеть на коленях перед аппаратом для перегонки спирта, чем коленопреклонённым в часовне.

— А как к этому относился брат Жан? У меня есть особая причина спрашивать.

Бернар боялся, что тому может грозить какое-нибудь наказание со стороны церкви, и поэтому попытался оправдать монаха.

— Могу заверить вас, ваше преосвященство, что брат Жан — это один из самых ревностных служителей...

— Он поддерживал интересы юноши, ведь так?

— Он просто не был чересчур строг к нему.

— Отлично!

У Бернара отлегло от сердца. Герцог-архиепископ улыбнулся: — В одном псалме говорится: «Камень, отвергнутый строителем, становится краеугольным камнем всего здания!» Господь использует всех нас в различных ипостасях. Никто не рождается священнослужителем. Похоже, что брат Жан это понимает. Этот монах с юга меня заинтересовал... Он приехал сюда на север вместе с Анри?

— Когда у нас в южных провинциях заговорили о том, что королева вскоре должна разрешиться от бремени, то в Бурж направились многие дворяне, верные короне. Коменж — наш сосед, он небогат, но знатен, и, когда мы ехали на север, я предложил ему включить в свою свиту молодого и красивого пажа и монаха-аптекаря. Всё это было не так уж трудно устроить.

«Капеллан, который помогал крестить наследника, также был аптекарем», — подумал герцог-архиепископ. Затем он опять вернулся к теме, волновавшей Бернара, и спросил:

— И на что вы надеялись относительно Анри, когда привезли его сюда, на север?

Бернар вздохнул.

— Думаю, что на чудо, но оно так и не

произошло.

— В серьёзных делах на чудеса не рассчитывают. Чудеса не происходят, если их ждать.

— Я надеялся, что Фуа узнает в нём сына.

— А вместо этого Жан д’Арманьяк признал в нём незаконнорождённого ребёнка своей сестры.

— Ничуть в этом не сомневаюсь.

Герцог-архиепископ Реймский мысленно взвешивал все возможные варианты, в данном случае в нём говорил исключительно государственный муж. Да, возможно, Фуа всё же признает сына, люди не менее знатные зачастую признавали своих внебрачных детей. В лице Анри было немало сходства с благородными чертами Фуа, во всяком случае, не меньше, чем с несколько мрачноватой красотой Изабель де Арманьяк. Фуа мог бы официально признать его, это дело благородное, однако не такое уж простое, поскольку жёны, как правило, относятся к таким поступкам достаточно болезненно. Леонора Арагонская и Наваррская, дочь короля и наследница двух корон, может публично высказаться относительно романа своего супруга двенадцатилетней давности, а если она выскажется достаточно резко, то это может повлиять на добрые отношения между Францией, Арагоном и Наваррой. Анри будет не первым незаконнорождённым отпрыском, чьё существование ставит под сомнение союзы и добрососедские отношения двух государств. Что значит одна жизнь по сравнению с опасностью потерять могущественного союзника в то время, когда Франция нуждается в союзниках как никогда? Менее щепетильный государственный деятель решил бы эту проблему достаточно просто — в один прекрасный день тело Анри нашли бы в придорожной канаве, и все бы проблемы отпали.

— Да, положение у вас нелёгкое, — произнёс он.

— Вы же понимаете, что юноше грозит опасность. Жан найдёт способ уничтожить его.

Герцог-архиепископ фыркнул. Бернар д’Арманьяк, должно быть, слишком наивен, или же любовь совершенно его ослепила.

— О Боже праведный! Я бы и сам уничтожил его! Думаю даже, что я должен сделать это. Вам надо было оставить его на юге, и тогда не было бы никаких проблем. К счастью, граф Жан сегодня занят с этой распутной кормилицей, от которой отказался наследник. Вы говорите, что Анри интересуется машинами и механизмами? Отлично! Я знаю одного пушечных дел мастера, он сможет направить этот интерес в нужное русло, на пользу и ему самому, и Франции.

Бернар уже больше не рассчитывал на то, что юноша сможет достичь чего-нибудь при дворе, поскольку придворная карьера Анри, даже при скромном графе де Коменж, будет таить опасность для самого юноши и позор для Арманьяков. Бернара интересовало только одно:

— А мой юный родственник будет в безопасности?

— Безвестные люди всегда в безопасности.

Это было не так, и герцог-архиепископ прекрасно это знал. Девяносто тысяч безвестных бургундцев оказались в опасности, когда море прорвало плотины. Но именно этих слов и ждал от него Бернар д’Арманьяк, а благополучие Франции требовало, чтобы Анри до конца своей жизни пребывал в безвестности.

Глава 9

Герцог-архиепископ поставил своей целью дело, которое должно стать главным в его долгой и незапятнанной ничем карьере — он решил женить Людовика, наследника французской короны, на союзнике Франции и враге Англии. Однако в течение первых двух лет жизни наследника никакой подходящей принцессы он не видел.

Затем у Якова Стюарта, короля Шотландии, родилась дочь Маргарита. Герцог-архиепископ сразу решил, что вот она-то и станет супругой Людовика, когда он взойдёт на престол. Что касается самих Людовика и Маргариты, то, естественно, они ничего по этому поводу сказать не могли. Было бы странным, чтобы жених, который был ещё подростком, мог бы рассуждать столь же здраво, как и умудрённый годами государственный муж. А что касается Маргариты, то её мнения как принцессы вообще никто не спрашивал. При дворе в Эдинбурге понимали, что союз этот чрезвычайно им выгоден. Что же ещё должна была знать принцесса?