Король-паук
Шрифт:
Где-то в глубине души Жан всегда понимал, хотя не желал и думать об этом, что ему рано или поздно придётся расстаться с Изабель, выдав её замуж. Точно так же он знал, что рано или поздно умрёт.
Он поднял руку, чтобы ему налили коньяка, но мажордом уже стоял рядом, готовый услужить, и глядел на него с сочувствием, как смотрел бы на больного пса, страдающего от какой-нибудь непонятной и мучительной болезни.
— Ты — старый мошенник, — пробормотал Жан, уставившись в кубок с коньяком.
Он осушил его одним глотком не переводя дыхания, но вкуса не почувствовал, он не чувствовал даже и лёгкого жженья
Коньяк, казалось, бросился ему в мозг, который начал лихорадочно работать, как часы со сломанным балансиром. Всё сразу как бы прояснилось, стало ясным, как божий день. Почему же эта мысль не пришла ему в голову раньше? Если короли желают союза с Фуа, а Фуа хочет союза с Арманьяком, значит, здесь дело не в каком-либо предпочтении, простая логика подсказывала, что короли, короли вскоре станут предлагать союз Арманьякам! Поэтому нечего отдавать Изабель первому попавшемуся принцу, сделавшему ей предложение. Он убедил себя, что будет ещё целая толпа, гораздо более блестящих и знатных, чем этот, и все станут просить руки его сестры. А тем временем она будет жить с ним, и пусть всё идет по-прежнему.
Однако на его сестру, к его величайшему возмущению, абсолютно не подействовали его доводы, так восхитившие его самого своей железной логикой. Против всех его настоянных на коньяке несокрушимых доводов Изабель могла противопоставить лишь три глупых, нелогичных слова: «Я его люблю».
Тогда ему пришлось прибегнуть к угрозам, и Изабель, испугавшись того, как может её брат поступить по отношению к принцу де Фуа, находящемуся в полной его власти за стенами замка, почувствовала страшное подозрение, что её брат действительно обожает смотреть, как потрошат кур и режут свиней. Это было тяжёлое подозрение и требовало определённой фантазии, которую она пыталась подавить. Но факт оставался фактом — по крайней мере в настоящий момент её брата терзала безумная ревность, и он был способен на самые чудовищные поступки. Кроме того, она испытывала определённую робость, не зная, что именно известно Жану, не зная, что именно он подозревает. И всем, кто более или менее понимал, что происходит, было ясно: чем скорее принц де Фуа покинет пределы замка, тем лучше это будет и для неё, и для принца, который с такой страстностью и с такой поспешностью стал её любовником.
— Ты сама должна отказать ему, Изабель.
— Я не могу. Неужели тебе доставляет удовольствие мучить меня, Жан?
Жан так и дёрнулся, глаза его горели от глубокого возмущения.
— Сестричка, дорогая! Скорее я позволю бросить себя в яму с гадюками, нет, с хищными зверями, которые растерзали бы меня в клочья, чем доставлю тебе хоть бы малейшую боль. Я не хочу жить, если не буду видеть, что ты счастлива каждый день, каждую минуту.
— Тогда избавь меня от боли и не заставляй меня отказывать ему. Сделай это сам.
— Но, дорогая моя, он же никогда не поверит, что это исходит от меня.
Но он не поверил, что это исходит и от Изабель, по крайней мере, сначала. Во всяком случае, до тех пор, пока она не стала разыгрывать спектакль, чтобы он возненавидел и стал презирать её.
— Я подумал, —
— Ах, это, — Изабель сделала попытку рассмеяться. — Это так, пустяки.
— О чём вы говорите? — гневно спросил Жан.
— Я... я позволила ему поцеловать меня.
— И всё? — сверкнул глазами Жан.
— Если вы не верите своей сестре, то как я могу рассчитывать, что вы поверите мне?
— Не смейте и думать, что я не верю сестре! — Затем он добавил более спокойным тоном, поскольку лицо принца вспыхнуло от гнева, а он не хотел раздражать своего союзника. — Возможно, в этом есть и моя вина. Я говорил своей сестре, насколько мы ценим дружбу с Фуа. Я говорил о том, что мы все обязаны выказывать вам своё благорасположение. Изабель очень молода и, возможно, приняла мой совет, как разрешение позволить поцеловать себя. Это все пустяки.
Фуа смотрел на неё, ожидая, что она что-то добавит.
— Да, да, пустяки, — подтвердила она.
Фуа постарался скрыть оскорблённое самолюбие натужной улыбкой.
— Ну что вы, разве это «пустяки»? Мой дорогой граф и моя дорогая Изабель. Можете быть уверены, меня развлекали по-королевски.
На следующее утро он уехал. А через несколько месяцев король Иоанн Арагонский и Наваррский имел счастье выдать замуж свою дочь Леонору за Гастона Четвёртого принца Божией милостью, графа де Фуа.
И примерно в это время Изабель пришла к своему дядюшке, единственному человеку, которому она могла довериться, чтобы рассказать о своей тайне, своём страхе и своём позоре.
Глава 7
— Меня долго не было дома, — сказал Бернар, — в городе Оше, оставшемся в моей личной собственности; но союз с Фуа, несмотря на всё то, что произошло в Лектуре, был прочен. Англичане перестали нарушать границы, и я смог оставаться возле Изабель.
— Однако было необходимо увезти её куда-нибудь, — произнёс герцог-архиепископ, — прежде чем Жан что-либо заподозрит.
Совсем наоборот, заверил Бернар прелата, Жан до самого последнего момента так ни о чём и не догадывался. Женская мода того времени помогла Изабель скрывать своё положение. Казалось, никогда ещё не носили таких широких юбок! Не фигура, а бледное, измученное лицо Изабель в конце концов стали тревожить его. Он беспокоился из-за того, что она была бледна, за столом почти не разговаривала.
Изабель упрашивала его отпустить её с дядей в Ош. Сам Бернар, опасавшийся, что ребёнок может родиться в Лектуаре, стал горячо убеждать племянника, что Ош славится своим чистым и целебным воздухом. Бернар уверял его, что даже краткий визит в Горный Арманьяк принесёт ей пользу.
Однако Жан угрюмо отказал ей.
Необходимо было принимать какие-то меры. В ту ночь Бернар поздно сидел за столом у себя в комнате, сочиняя письмо Фуа.
— Что ты написал принцу? — спросил его на следующее утро Жан, с торжествующим видом держа перед его глазами перехваченное письмо. — Неужели ты думаешь, что мой слуга доставит это письмо, не доложив об этом мне?