Король жил в подвале и другие сказочные истории
Шрифт:
– Вот что, сестрица, – говорят, – как выручишь наших благоверных, вручи им от нас гостинчик, пусть знают, что мы их помним и ждём безудержно. А не удастся спасти – так хоть передачку передай, упроси чудище собачье.
Сами думают: ежели не утерпит дурочка и съест в пути крендели – туда ей, безмозглой, и дорога. Если же, случится, донесёт до адресатов – тогда мужья на тот свет отправятся. Хоть так, хоть эдак – а они, сёстры, внакладе не останутся. Вот какие умные!
А Маруся ведь дурочка – взяла крендели без всякой задней мысли, обняла на прощание сестёр, пообещала им вернуться с мужчинами.
Долго брела Маруся-дурочка по белу свету. Любую дорогу приветствовала, любой погоде радовалась, любой песне подпевала. У всех встречных собак дорогу спрашивала, давала им Ивановы очки понюхать, а веник, наоборот, не показывала. Собаки по-человечьи ответить ей не умели, но нюхом да нутром понимали дурочку лучше многих людей, а потому провожали её, оберегали, носами направление указывали. На том пути не однажды Марусе голодно приходилось, да только терпела она изо всех сил, пирожок да крендели не ела, берегла для пленников – а вдруг им там ещё голодней?
Вот наконец довели её собачьи носы до лесного псиного логова. Высок частокол, ни калиток, ни ворот в нём нет, только грозная резная табличка у ворот прибита: «Осторожно! Трижды злая собака!» Обошла Маруся вокруг всего частокола, прислушалась. Слышит: внутри рык да чавканье – вроде как пёс Горын Змеёвич кость обгладывает. Маруся хотя и дурочка, а сызмальства знает, что собак во время еды лучше не отвлекать и не беспокоить. Села она на камешек и ждёт, когда же чудище лесное трапезу свою закончит. А пёс кусок свой обглодал, принюхался, учуял новый запах. Может, в какой другой момент и сожрал бы сразу гостью незваную, а сейчас уж больно сыт – только что брюхо до отказа набил, жрать ему не хочется, придётся миром разговаривать.
Облизал Горын Змеёвич свои пасти, выглянул всеми тремя головами из-за частокола. Видит – на пеньке девица сидит, очки протирает.
– Ты чего, дурочка, здесь уселась? – дивится Горын Змеёвич. – Сослепу, что ли, ко мне в гости пожаловала?
– Нет, батюшка Горын Змеёвич, – отвечает Маруся, – это не мои очки, это одного твоего пленника, моего ненаглядного жениха. И стало быть, я к тебе не сослепу пришла, а в самом обычном зрячем состоянии. Потому как очень мне нужно Ивана моего Премудрого домой вернуть: нету мне без него никакого личного счастья.
Ещё больше удивился пёс: девица-то всё как на духу говорит, хвостом не виляет.
– Что ж, – отвечает, – дорогу ты правильно нашла, Иван Премудрый действительно за мной числится, да к нему ещё два бесплатных дармоеда в нагрузку приписаны. Это всё верно. Но вот только освобождать я их не намерен, поскольку я пёс сторожевой и коли я их освобожу, то мне сторожить некого будет.
– И что делать? – спрашивает Маруся.
– Не знаю, – отвечает Горын Змеёвич.
– Эх, – сокрушается Маруся, – был бы Иван Премудрый, любый мой, рядышком, он бы сразу придумал, что делать.
– Да ничего он не придумал бы, – говорит пёс. – Он от
– Я и есть Маруся, я и есть дурочка.
– Вот оно что! Значит, это он по тебе тоскует, мужские слезы по ночам в платочек схоранивает! – Задумался Горын Змёевич, на Марусю поглядел с заинтересованностью. – Вот что я тебе, девица, скажу: не выручить тебе твоего жениха ни в жизнь! Мы уж с ним, с Иваном-то, сообща выход искали, что делать да как быть, обдумывали! Мои три головы да его одна ума палата – а толку чуть! Никакого результата наши обдумки не дали! Вот какое дело, стало быть…
Маруся услышанное взвесила и с дурацким предложением к Горыну Змеёвичу обращается:
– А я знаю, что делать. Я сейчас с вами, батюшка Горын Змеёвич, сражаться буду. Если я победу одержу – вы мне пленников отдадите, а если вы победите – делайте, что хотите, я уже о том не узнаю.
– Сразиться, конечно, можно, – усмехается Горын Змеёвич, – только чем ты меня, дурочка, побеждать будешь?
– А вот этим, – отвечает Маруся и вынимает из узла своего веник.
Уж на что собаки смеяться не приучены, а только не выдержал Горын Змеёвич – захохотал во все три свои розовые пасти. Маруся тоже с ним рассмеялась за компанию. Нахмурился пёс, выпрыгнул из-за частокола, поднёс к девице самую большую свою морду, клацнул зубами. А Маруся протянула руку и веником псу как бы невзначай за ухом почесала. Мотнул Горын Змеёвич башкой, заскулил надрывно, всем телом поёжился. Закрыл пасть и пытается понять, что с ним такое приключилось.
– Что это? Как это ты? Ну-ка ещё разок продемонстрируй.
Маруся повторила, да на этот раз подольше и поприлежнее понежила пса за ухом. Потом перекинула веник в другую руку – и с левой стороны свой фокус повторила.
– Фу ты, – жмурится Горын Змеёвич, – как, однако, приятно!
– И мне, – говорит Маруся, – приятно было познакомиться.
Поклонилась пёсьим мордам, засунула веник под мышку и пошла обратно в лес. Горын Змеёвич удивился, заметался, кричит:
– Постой, погоди! Куда же ты так сразу уходишь, дурочка!
Обернулась Маруся, а пёс ее лапой за рукав ухватил и давай упрашивать ещё немного ему за ушами почесать – уж больно ему эта процедура по душе пришлась! Он прямо из шкуры вон вылезает и на веник смотрит с зудящим нетерпением.
– Не уходи, – стонет, – обожди!
– А чего мне ждать? – вздыхает Маруся. – Ежели мой Ваня Премудрый ничего придумать не смог, то мне, дурочке, рассчитывать не на что. Пойду домой, буду вдовой.
– Да погоди, что же ты так торопишься! Столько шла, хоть бы отдохнула с дороги!
– Отдыхает тот, кто дело сделал. А я ничего не сделала, ничего у меня не получилось. Стало быть, и отдыха не заслужила.
Сказала – и опять идти собирается. Пёс тогда не выдержал, рванулся вперёд, дорогу Марусе преградил, лапой в грудь стучит: