Королев: факты и мифы
Шрифт:
– Вот этот товарищ будет командиром корабля...
Дублером Быковского был Борис Волынов, который, если соблюдать уже установившуюся традицию, тоже мог претендовать на кресло командира многоместного корабля.
Второе кресло – место инженера – должно было бы принадлежать ОКБ Королева Уже после полета Титова Сергей Павлович решает организовать у себя отбор космонавтов. Слух об этом распространился по всему предприятию со скоростью, превышающей скорость света. Молодежь кинулась писать заявления. Число кандидатов в космонавты приближалось к трем сотням. На том все и кончилось ни на какую медицинскую комиссию никого не приглашали, заявления не разбирали, а скептики, конечно, издевались над «кандидатами в космонавты».
Одной из особенностей мышления Главного конструктора
– Да, в трехместном, конечно, один по крайней мере инженер полетит...
Так Феоктистов стал первым претендентом на роль космонавта от ОКБ. Это справедливо. С юных лет с истинно цандеровским упорством мечтал он о полете в космос. Константин Петрович принадлежал к той прекрасной человеческой породе чистых фанатиков, на которых мир держится. Человек трудный, неконтактный, бескомпромиссный, Феоктистов, сын бухгалтера из Воронежа, никогда не был ни обласкан, ни унижен ничьим покровительством, всего добивался сам и заставлял уважать себя прежде всего за высокий профессионализм. Космонавт Алексей Леонов говорил о Феоктистове: «Конструктор по призванию, конструктор по таланту, конструктор по складу ума». В ОКБ не было человека, который знал бы космический корабль лучше Феоктистова. Бесспорно, он знал его лучше Королева. Но истинным счастьем для Константина Петровича была как раз встреча с Королевым. Не будь Феоктистова у Королева, «Восток» и «Союз» все-таки были бы построены, но не будь Королева у Феоктистова, – вряд ли Константин Петрович сумел бы с таким блеском и полнотой реализовать свой талант. Уже после смерти Королева приходилось слышать о том, что Феоктистов в своих мемуарах несколько принижает роль Королева в космонавтике, возвышая при этом себя. Неверно. Феоктистов писал о Королеве: «Это был великий человек, который сумел возглавить великое дело». И не только писал, но всегда ощущал это.
В мае 1964 года Феоктистов и еще несколько человек из ОКБ были отправлены на медицинское обследование. Тут обнаружилось, что у Феоктистова есть серьезный конкурент: Георгий Петрович Катыс. Молодой доктор технических наук, профессор, физически очень сильный, смекалистый, энергичный, Катыс был «человеком Келдыша». Впрочем, не только Келдыша: за него «болели» и другие академики, связанные с космонавтикой: В.А. Трапезников, у которого он работал, Г.И. Петров, А.Ю. Ишлинский. Полет ученого из Академии наук поднимал ее авторитет и, подобно браку между представителями царствующих домов, должен был способствовать укреплению позиций и Академии, и ракетчиков. Королев не возражал против кандидатуры Катыса. Возможно, исходя из своего главного критерия – интересов Дела, он считал обоих кандидатов равновеликими. Возможно, что к Катысу своей резкостью и ершистостью его подвигал сам Феоктистов. Возможно, что Катыс был просто симпатичнее ему. Это все возможно. Наверняка же можно только утверждать, что в это время, когда он начал «наступление на ВВС», ему не хотелось обострять отношения с президентом Академии наук и его окружением.
Василий Григорьевич Лазарев и Алексей Васильевич Сорокин – два военных врача – позволяли ВВС сохранить свои позиции, не нарушая предварительной договоренности: третий член экипажа должен быть врач. Королев и тут не возражал, хотя здесь была у него одна «задняя мысль».
Во время случайной (а может быть, и не совсем случайной) встречи с Главным конструктором известный нейрохирург, действительный член Академии медицинских наук Борис Григорьевич Егоров рассказал Королеву о своем сыне, Борисе, который мечтает стать космонавтом. И не просто мечтает, а активно себя к этому готовит. Еще студентом мединститута он прибился к лаборатории Федора Дмитриевича Горбова, который занимался психологическим тестированием космонавтов, а на шестом курсе уже
Таким образом, к началу 1964 года образуется группа «Восхода», куда входят: Волынов, Егоров, Катыс, Комаров, Лазарев, Сорокин и Феоктистов.
Располагая их по алфавиту, я подчеркиваю тем самым их равноправие: никто не делил их на первый и второй экипажи, никто ни у кого не был дублером, просто существовала вот такая семерка, из которой надо было выбрать трех человек.
Трехместный корабль – не секундное озарение Королева: он думал о нем очень давно. Если помните, на конференции в Ленинграде, за тридцать (!) лет до старта «Восхода» говорил: «... речь может идти об одном, двух или даже трех людях, которые, очевидно, могут составить экипаж одного из первых реактивных кораблей».
«Восход» – прекрасный пример новаторства Королева, его умения отметать привычное и освобождаться от догм. Как вспоминает Феоктистов, Сергей Павлович начал с того, что во время одной из бесед с проектантами спросил небрежно, вскользь:
– А что, разве нельзя в спускаемый аппарат двух или даже трех космонавтов поместить?
Проектанты дружно стали убеждать Главного, что сделать это невозможно. Невозможно, если следовать логике «Востока»: больше одного катапультируемого кресла в «шарике» разместить нельзя. Но если бы и сумели, – каждому креслу нужен свой люк, а это уменьшит прочность спускаемого аппарата. Исполняя волю Главного, чего только не придумывали! Существовал фантастический проект, в котором корабль просто разваливался на куски, а космонавты выстреливались из него в разные стороны. Один из заместителей Главного Анатолий Петрович Абрамов говорил:
– Только впоследствии, размышляя над этой работой, я понял, что СП с самого начала почувствовал, что для «Восхода» требуется новая схема посадки – «мягкая посадка», что вся логика этого корабля требует, чтобы космонавты садились на Землю прямо в самом корабле, что индивидуальные парашюты им не нужны. Но он не говорил об этом прямо. Он медленно и нежно подводил нас к этому выводу и делал все, от него зависящее, чтобы предложение о «мягкой посадке» исходило не от него. И едва кто-то намекнул, что, может быть, и не нужны катапульты, как Сергей Павлович тут же подхватил:
– Вот это дело!
Он отлично понимал, что осуществлять «свою» идею каждый человек будет с большей охотой, чем навязанную ему начальством...
«Восход» – это переделанный «Восток», но переделанный довольно основательно. Кроме кресел с амортизаторами, безопасную посадку должны были обеспечить твердотопливные двигатели мягкой посадки, которые срабатывали, когда штырь длиной 120 сантиметров, торчащий из корабля, касался земли. Опыт в создании таких двигателей уже существовал у инженеров, работающих над проблемами приземления различной техники в десантных войсках. Королев быстро наладил с ними связи.
Существенно была улучшена парашютная система. На «Восходе» были две системы ориентации, два тормозных двигателя, телекамеры внутри и снаружи. С учетом удачных пусков шести предыдущих «Востоков» корабль, в принципе, можно было считать надежным и требовалось предварительно опробовать лишь новую систему посадки. Дело хлопотное: самолеты, взрывы, никто этим заниматься не хотел.
Вот вы не беретесь, а у меня есть старик, который возьмется и все сделает! – сказал Королев.
Он вспомнил друга юности Петра Флерова, который несколько лет назад организовывал испытательные сбросы «шарика» под Иссык-Кулем.