Королева Камилла

Таунсенд Сьюзан

– Пора кому-нибудь донести на этого ушлого Грайса в антимонопольный комитет, – проворчал Чарльз.

– Забавно с этим Антимонопольным комитетом, – сказал Дуэйн. – Он имеет монополию на борьбу с монополиями, да?

– Грайс скоро поставит здесь свою статую, – не унимался Чарльз.

– Из чистого золота, в сквере, – рассмеялась Камилла.

– Школьников будут туда водить петь славословия, размахивая грайсовскими флажками. Иногда… мне кажется… что мы… ну… э… сами того не понимая, скатываемся к диктатуре.

– Тише, – шепотом предупредил Дуэйн.

Он поймал взгляд Чарльза и легким наклоном головы и движением брови указал на купу деревьев, мимо

которых они шли.

Тоска протявкала Лео:

– Я-то думала, почему телефонный мастер подрезает деревья. Теперь понимаю.

Лео сунул нос Тоске под хвост.

– Я тебя люблю. Тоска. Ты такая умная.

Тоска обежала Лео и, встав на задние лапы, тоже понюхала у него под хвостом. Фредди сделал вид, что не заметил этих публичных знаков нежности, но внутри у него все так и кипело от ревности. «Эх, не вымотайся я так, – думал он, – на раз вырвал бы глотку этому Лео». Прежде Фредди считал, что сумеет жить в браке на троих, но, видно, ошибался. И теперь он поклялся избавиться от Лео, который, в конце концов, просто жалкая дворняжка, между тем как сам Фредди способен проследить свою родословную до глубины веков.

Едва Дуэйн оставил их, Чарльз и Камилла упали друг другу в объятия. Затем, к несказанному отвращению Фредди, отправились в спальню и занялись любовью.

Фредди лежал под дверью спальни, слушая вопли страсти и нежные вздохи. Когда ему показалось, что пара приближается к пику, он с яростным лаем бросился на дверь и ломился в нее, пока дверь не распахнулась и Камилла, голая и красная, не отвесила ему пинка, от которого Фредди полетел до самого подножия лестницы. Едва поднявшись на лапы, он оскалился.

– Чтос тобой, Фредди? – крикнула Камилла.

Из глотки Фредди вырвался утробный рык:

– Придет день – ты пожалеешь об этом, женщина.

24

С плакатов на автобусных остановках на зрителя кидался огромный слюнявый и клыкастый ротвейлер, роняющий пену из пасти. Так началась антисобачья кампания. В ролике, снятом по заказу правительства, стая одичавших псов мчалась по безлюдному пригороду. За кадром шла зловещая музыка и потусторонний голос объявлял: «Они убивают. Они калечат. Они разносят болезни. Собаки заполонили землю».

Дату всеобщих выборов Джек Баркер решил объявить из больницы на Грейт – Ормонд– стрит, сидя у постели семилетней Софи Литлджон. Маленькую Софи два дня назад в парке Хэмпстед – Хит укусил за руку ротвейлер. В больнице Софи оказалась из-за аллергической реакции на противостолбнячную сыворотку, которую ей ввели после укуса. Даже самые ледяные сердца растаяли бы от трогательного вида девочки: золотые локоны, бинты, капельница.

Войдя в палату, Джек забеспокоился, что «на ребенке маловато бинтов». Он тут же напряг этим своего медиаконсультанта, который, в свою очередь, намекнул старшей медсестре, что девочке будет удобнее, если «умотать помягче». Софи намотали еще бинтов и подвесили руку на перевязь. Медиаконсультант убрал с кровати подушки, чтобы девочка лежала пластом, но тут заныл оператор, что он, блин, не Гудин и, ему нужно, чтобы девочка полусидела. Установили свет и микрофоны, гримерша нанесла на розовые щечки Софи немного бледного тона. Это не понравилось матери Софи, и кто-то из свиты Джека попросил ее выйти за дверь. Мать отказалась, и тогда вызвали полицию, которая забрала упрямицу для выяснения личности.

Вся Джекова медиабанда нетерпеливо ждала, пока девочка перестанет плакать и звать маму. Нет, они не были черствыми

людьми, просто ребенок никак не понимал, что у премьер – министра напряженный рабочий график, а с объявлением даты выборов нужно успеть в дневные теленовости. Из «Хэмлиз» [40] привезли огромного плюшевого медведя. С его появлением между советниками вспыхнул горячий спор. Должен ли медведь присутствовать в кадре с самого начала, или лучше снять, как премьер – министр дарит его Софи? Наконец решили, что медведь будет в кадре все время и ему нужно прицепить бант кромвелианцев.

40

Знаменитый лондонский магазин игрушек.

Прямо перед включением камер режиссер велел Софи закрыть глаза и не открывать, пока не скажут. Медведя посадили на кровать между премьер – министром и девочкой, как бы лежащей без сознания. Но тут опять взялся за свои капризы оператор:

– Этот вонючий медведь занимает весь кадр.

Медведя пересадили, чтобы не мешал никому, но едва Джек начал свое заявление и произнес: «Я сижу у постели маленькой бедняжки по имени Софи. Вчера в парке Хэмпстед – Хит ее порвала собака», медведь завалился набок и через шланг капельницы рухнул прямо на девочку, окончательно перепугав ее. Медведя тут же подхватили и, когда Софи перестала всхлипывать, решили усадить на полу между стулом премьер – министра и больничной койкой.

Джек поглядел на Софи, изо всех сил жмурящую глаза. Поднял взгляд на камеру и дрогнувшим голосом продолжил:

– Эту прелестную крошку искусал ротвейлер, пес иностранной породы, которую вообще не следовало допускать в нашу страну. Чтобы положить конец подобным происшествиям, я предлагаю закон, который серьезно ограничит свободу собак, дабы они не могли пугать и калечить наших детей. Для такого революционного шага правительству нужен мандат от вас, от народа. Для этого я объявляю всеобщие выборы. Голосование пройдет через шесть недель, считая от нынешнего четверга, то есть одиннадцатого ноября, в четверг. Англичане и англичанки должны выбрать. Станете ли вы на сторону Софи и всех детишек, у которых должно быть право безбоязненно играть в парках? Или решите поддержать бешеных псов, которые гадят в общественных местах и нападают на наших дорогих деток?

Джек довел себя до слез, камера сфокусировалась на его глазах, и тут он обернулся и посмотрел на Софи. Девочка, услышав, что Джек замолчал, перестала жмуриться. И, встретив остекленелый взгляд гигантского медведя, уставившегося прямо на нее, заплакала и стала звать маму.

Спускаясь в лифте со своими советниками, Джек заметил:

– Надеюсь, они прослезятся.

Огромный плюшевый медведь два дня болтался у всех под ногами, потом двое санитаров снесли его в больничный подвал, где сунули в комнату, набитую такими же гигантскими медведями – подарками благонамеренных, но не подумавших доброжелателей.

Беверли и Тони Тредголд смотрели новости, и слезы туманили им глаза. Камера крупным планом показала Софи, лежащую как будто без сознания, ее светлые локоны разметались по подушке.

– Ой, Тони, выключи, – воскликнула Беверли, – я слишком чувствительная, не могу смотреть, когда что-нибудь ужасное с детишками.

Тони злобно оглянулся на Кинга, невинно спавшего в углу дивана, и сказал:

– Если наш Кинг когда-нибудь нападет на ребятенка, я ему, мать вашу, башку снесу.