Королева-Малютка
Шрифт:
Аннибал Джоджа, оставшись один, упал на диван и обхватил голову руками.
– И все-таки я не сдаюсь, – прошептал он. – И вряд ли они станут искать меня в Италии.
В то же самое время Симилор и его сын Саладен шли под руку по пустынным улицам, тянущимся за Люксембургским садом.
Саладен присоединился к своему почтенному папаше, как только покинул кафе «Массене», и с удовольствием поздравил его с успешным исполнением интереснейшей роли.
Они беседовали. Господину маркизу де Розенталю в этот вечер трудно было сдерживать чувства.
– Понимаешь, папа, – говорил он, когда впереди показалась Западная
– Но… – хотел был возразить Симилор.
– Давай подсчитаем, – не дал ему договорить Саладен. – За шестьсот франков у тебя будет не квартирка, а райский уголок; тысячи двухсот тебе с лихвой хватит на пропитание; еще четыреста уйдут на гардероб. У тебя останется еще шестьсот франков на мелкие расходы и на прачку. Если захочешь, ты можешь даже кое-что откладывать…
– Да, у тебя-то самого будет полтора миллиона! – вскричал возмущенный отец.
– Я, папа, – это совсем другое дело, – не моргнув глазом, ответил господин маркиз. – Я мог бы, если бы захотел, получить еще два миллиона и много чего в придачу, коли сыграл бы роль зятя. Я бы как сыр в масле катался, уверяю тебя! Я всерьез подумывал об этом, но решил, что есть одно непреодолимое препятствие: моя жена. Я, видишь ли, родился холостяком, нельзя же себя переделать… А впрочем, эта история не может тянуться слишком долго: в один прекрасный день эта Сапфир еще сыграет с нами шутку. Я уж не говорю о Джоджа – пока, правда, я держу его в руках, но ведь есть еще Эшалот и Канада, которые тоже хлопочут… В общем, надо ковать железо, пока горячо, и сделать все побыстрее. Все должно быть закончено за три дня – и тогда мадемуазель Сапфир сможет наконец показывать свою вишню, единственную и неповторимую, кому ей заблагорассудится, а я умою руки. Эй! Кучер!
Проезжавший мимо фиакр остановился.
– Папа, – сказал Саладен, становясь на подножку, – можешь прогуляться пешком или садись на козлы, мне надо потолковать с самим собой.
Он скрылся в глубине экипажа и захлопнул дверцу перед самым носом своего родителя.
XI
РОДИНКА
Юная модистка, которую Саладен демонстрировал своему отцу Симилору через витрину магазина мод на бульваре Ришелье, звалась просто – Маргерит Баумшпигельнергартен (произносилось: «Боспигар»). В свое время она родилась в Германии, откуда и прибыла в Париж вместе с сотнями себе подобных и ничем не примечательных девиц.
Мы знаем, что Симилор нашел в ней большое сходство с мадемуазель Сапфир. Правда, немке недоставало грации, однако же Маргерит Баумшпигельнергартен, более известная под кличкой Гит-Чего – Изволите, была очень красивой особой то ли семнадцати, то ли восемнадцати лет, выглядевшей всего лишь на пятнадцать.
Ее прозвище – Гит-Чего-Изволите – не имело никакого отношения к ее взглядам на мораль, вполне, впрочем, соответствовавшим нравам, царящим среди модисток. Оно лишь указывало на то, что число профессий, перепробованных ею, несмотря на молодость, было очень велико. Она отличалась редкой ловкостью, и ей все всегда удавалось,
Она продавала метлы на улицах, пела на перекрестках, выступала как статистка в маленьких театриках, шила сорочки, прошивала подтяжки и ботинки; кроме того, как говорили ее враги, умудрилась провести несколько месяцев в Сен-Лазар.
Тем не менее она всегда умела пристроиться на работу даже в почтенные дома, потому что никто во всем Париже не мог так, как она, из ничего соорудить изумительного изящества шляпку.
В последнее время господин маркиз де Розенталь считался в шляпном ателье любовником Гит-Чего-Изволите. Ее приятельницы вовсе не думали, что маркиз похож на богатого наследника из предместья Сент-Оноре, но им нравились его тщательно причесанные прекрасные волосы; когда же они узнали, что он увлекается игрой на бирже, то стали наперебой поздравлять подружку.
Сборище биржевых маклеров всегда имело странное очарование в глазах этих девиц.
Когда Гит поздравляли, она улыбалась или краснела – в зависимости от настроения, но всегда казалось, что она скрывает какой-то секрет.
И раскрытие этого секрета, судя по улыбке, не доставило бы удовольствия господину маркизу де Розенталю.
В конце концов барышни модистки стали на свой лад трактовать улыбку Гит, и, когда маркиз де Розенталь проходил мимо, они говорили: – Бедный молодой человек! Так, словно у него не хватало руки или глаза.
Наутро после того вечера, который мы провели в компании членов «Клуба Черных Шелковых Колпаков», между пятью и шестью часами, Саладен постучал в дверь комнатушки, находившейся на самом верхнем этаже самого высокого здания на улице Вивьенн и служившей пристанищем мадемуазель Маргерит Баумшпигельнергартен.
Спросили: «Кто там?», и господин маркиз де Розенталь назвался.
В комнате сейчас же раздался шум: мадемуазель Гит явно была там не одна. Кто-то ходил туда-сюда, шаркал шлепанцами, стучал каблуками, разговаривал и даже не стеснялся смеяться.
Господин маркиз де Розенталь совершенно не обижался на это, но, поскольку он торопился, то и выражал время от времени нетерпение, шагая по лестничной площадке.
Через четверть часа дверь мадемуазель Гит открылась и оттуда вышел молодой человек, похожий на коммивояжера, торгующего модным товаром. Он приветствовал маркиза насмешливой улыбкой, в которой можно было заметить и некоторую дерзость. Господин маркиз серьезно ответил ему на приветствие и переступил порог.
В комнате царил жуткий беспорядок. Гит, одетая в муслиновый пеньюар, причесывалась у туалетного столика. Ее чудесные волосы были растрепаны, плечи оставались полуобнаженными.
И эти плечи, правду сказать, были необыкновенно хороши.
Саладен, однако, даже не посмотрел на них. Он сел на стул и сказал:
– Давай, давай, малышка, мы опаздываем.
Гит отбросила назад свои роскошные локоны и послала ему самую кокетливую из своих улыбок.
– Значит, вы скупитесь на время? – спросила она.
– Просто не могу его терять, – ответил маркиз.
– Ах, так! – воскликнула Гит, с досады топая ножкой. – Какой же вы все-таки противный! Холодный, как лягушка. А может, вы не находите меня красивой? Ну же, отвечайте!