Королева морей
Шрифт:
— У, шайтан! Как ворон каркаешь на мою голову, — рассердился Спиро и с озлобленным лицом отворотил взор от водной глади.
Он точно знал, что Аметхан тотчас донесет мурзе и выставит его, Спиро, в самом невыгодном свете. Уже безразлично он наблюдал с возвышающегося на самом берегу бугра, как удаляется море, к которому он так рвался вот уже больше месяца.
Ася увидела море через откинутый полог, и оно сразу приковало ее внимание своим простором и необъятной ширью. На мелководье длинные волны гнали стада барашков и тянули к себе, предлагая освежить разгоряченные тела и снять дорожную пыль, которая
И как бы исполняя желания Аси, Спиро вдруг встрепенулся, и голос его всколыхнул обоз, который повернул, выехал на прибрежную песчаную полосу земли, покрытую жесткой травой, выжженной солнцем, и остановился в нескольких шагах от воды. Кони внюхивались в чуждые запахи, тянулись осторожно губами к воде, но пить не решались, фыркали, били копытами, поднимая брызги.
— Девки, вылезай купаться! — голос Спиро звучал необыкновенно бодро и оживленно. — Не робей, утонуть вам не удастся, тут нет омутов! Поживей!
Девушки осторожно, с боязливым оханьем пробовали заскорузлыми ногами воду, отбегали от волн, посмеивались, оглядывались на гогочущих татар. А русские воины уже бросились в воду. Они виднелись в отдалении, и их белокожие тела вызывали смущенное фыркание девушек и краску на их лицах.
— Девчата, чего испугались? — крикнула Ася задорно и весело, словно и не было долгих недель изнурительного пути и суровых истязаний души и тела. — Гляди, как мужики плещутся! Давай за мной! — и она не раздумывая побежала в волны, зажмурив глаза и сплевывая непривычно соленую воду.
Море было мелким, пришлось долго бежать, пока удалось зайти по пояс. Татары сторожили их зоркими глазами, некоторые заезжали в воду с конями, плескали ногами, и лишь очень немногие сами стали купаться.
А Спиро важно и степенно брел по берегу. Он украдкой поглядывал на далекие фигурки девушек, чмокал губами, крутил головой, но барыш был желанней, и он смирил свой пыл.
Ася мгновенно забыла все тяготы теперешней жизни. Ее охватили восторг и безмерная радость. Вода теплыми и в то же время освежающими струями мягко окатывала исхлестанное ветрами и нагайками тело. Соленость воды сразу пришлась ей по вкусу, а бескрайность твердого песчаного дна, желтеющего сквозь прозелень, приводила в исступление своей прелестью и притягательной силой. Ветер вздувал рубаху на спине, холодил разгоряченное тело, вселял в него новые силы. Она ныряла, плавала, брызгала на подруг, хватала под водой их за ноги. Те истошно и ошалело визжали, бежали назад и проклинали неугомонную Аську за ее дурные забавы.
Им дали вдоволь насладиться купанием. Лишь Ася еще оставалась в воде, и ленивый татарин заехал с конем прямо к ней и хлестанул по воде плетью.
Потом Ася долго вспоминала эти восхитительные минуты, мечтала снова ощутить упругость морской воды и соленость на губах, которые она долго и старательно облизывала.
А впереди поднимались из степи стены грозных укреплений Перекопа.
На пути обоза часто встречались арбы, конники проносились в пыли, некоторые приветствовали Аметхана и его аскеров. Спиро тоже отвечал приветствиями своим знакомцам. Делились новостями, орали, пили кумыс, обменивались на ходу
Ася с содроганием встретилась взглядом с застывшими глазами совы, смотревшей мертвыми глазами со стены над воротами в город. Толпа, ждущая разрешения на вход, галдела сдержанно, многоголосо, верблюды гордо несли свои головы, глядели презрительно, покачивая горбами и поклажей.
Перед самыми воротами всех пленниц загнали в телеги, и теперь они с беспокойством глядели на сутолоку у ворот первого татарского города. На них, привыкших к тишине крохотных деревенек, свалился весь этот гам и суета, они оглохли от рева ослов и верблюдов, криков погонщиков и тех, кто попал под копыта или нагайки мурз и аскеров, проносящихся через толпу по повелению светозарного хана.
Ася никогда не бывала в городе и теперь была оглушена и подавлена. Она показалась себе маленькой песчинкой, которую вот-вот закрутит в этом круговороте, и она исчезнет, растворится. Ей стало страшно, она забилась в дальний угол под пологом и затравленно вжалась в клоки сена и овчины.
Спиро потрясал ханским фирманом, требуя скорейшего пропуска его каравана в город. Стражники ругались, спорили, он получал нечаянные тумаки от соперников, но обращать внимания на эти мелочи не было времени и сил, и он продолжал штурмовать ворота.
Наконец начальник стражи внял его мольбам и фирману, а еще больше кошельку, и обоз стал втягиваться в ворота под ругань оттесненных людей. Каменная сова с мертвыми глазами равнодушно и мудро молчала, навевая печальные раздумья. А глинобитный городок встретил караван затхлостью кривых замусоренных улиц, нищими оборванцами, протягивающими жадные руки, пылью и вонью гниющих нечистот.
Возницы расторопно размещали телеги в обширном и провонявшем караван-сарае. Спиро же с Аметханом помчались к мурзе засвидетельствовать свое почтение дарами и лестью.
Два дня спустя Спиро закончил свои дела, распрощался с недовольным и злым Аметханом, обещавшим отомстить купцу за его скупость, и караван со скрипом, руганью и криками погонщиков тронулся в путь по уже совсем пожелтевшей степи. Ночи стали прохладными, и их с нетерпением ждали пленницы, которым теперь почти все время приходилось плестись пешком по каменистой дороге. По обочинам изредка белели черепа лошадей и овец, гнили туши павших животных, заражая воздух удушливыми запахами. Верховые татары рысили в разные стороны, а арбы на огромных колесах задолго оповещали о себе ужасающим скрипом.
В каждом селении ясырок провожали яростными ругательствами и даже тумаками. Девушки размазывали слезы по исхудавшим почерневшим лицам. Их былая красота потонула под слоем грязи и загара, волосы превратились в космы, грязные и нечесанные. Спиро торопился, берег время и деньги.
— Господи, смилуйся над рабами твоими! — шептали губы несчастных пленниц. — Избавь от мук незаслуженных. Горемыки мы несчастные!
Охрана щелкала бичами, стращала и подгоняла уставших и опустошенных людей, а Спиро и не думал о том, что это люди, и высчитывал будущие барыши, постоянно шевеля губами и перебирая четки.