Королева сплетен выходит замуж

Кэбот Мэг

Потому что увидев бабулю в таком состоянии - эту пустую оболочку тела, эту статую в виде ее самой - я почувствовала облегчение. Это доказало мне, что сущность бабули, то, что делало ее...хорошей бабулей, по-настоящему ушло.

И когда распорядитель похорон закрывает крышку гроба, неожиданно чувство утраты покидает меня. По крайней мере, это уже не печаль. Потому что там не моя бабушка, под закрытой крышкой внутри. Я не знаю, где моя бабушка.

Но точно не здесь.

И это огромное облегчение. Где бы бабуля ни была сейчас, я знаю, она наконец-то свободна.

Вот, если б я могла сказать то же самое о

себе...

– Идем, - сказала мама, взяв папу за руку и оттащив его от стенда с церковными бюллетенями, которые он усердно рассматривал все это время (у папы всегда была слабость к флаерам).
– Девочки, - мама щелкнула пальцами в сторону Розы и Сары, которые пытались собрать своих отпрысков.
– Пора.

И, как по волшебству, появляется Отец Джим с мальчиками, несущими свечи, и мы садимся на свои места позади гроба, который поставили на место упокоения перед другими людьми, и почти всех я узнаю...кроме Шери, чей взгляд прикован ко мне, пока Чаз ведет меня по проходу. Она стоит со своими родителями, и когда я ее увидела, мне стало стыдно, ведь мне на самом деле надо было проверить телефон, который злобно вибрировал весь день, и не сомневаюсь, что это были эсэмэски от Шери, сообщающие, что она приезжает.

Ну, теперь я знаю это. И она знает, что я знаю. И она знает кое-что еще, судя по выражению на ее лице...она знает, что у меня царапины от щетины - и более того - она знает, что это сделал ее бывший парень.

Если честно, то я не могу думать об этом прямо сейчас. Я смотрю в другую сторону от нее, мои щеки горят - и не из-за царапин от щетины - и проскальзываю с Чазом на передний ряд вместе с моей семьей. Отец Джим становится перед алтарем, и месса начинается.

Вскоре становится очевидным, что именно то, чего я боялась, случилось: это не похороны моей бабушки. Это похороны какой-то женщины с таким же именем как у моей бабушки.

Но это могла быть любая другая женщина с таким же именем. Потому что Отец Джим не знал мою бабушку. Он не знает, что она ненавидела томаты и горчицу. Он не знает, что она любила сериалы и группу AC-DC. Он ничего не знает о бабуле. Ее все равно, о чем бы он ни говорил. Она даже никогда в церковь не ходила (не считая кануна Рождества, чтобы увидеть своих внуков и правнуков, играющих в пьесе о Рождестве Христовом, и даже тогда у нее в руке была фляга, пока мама не увидит и не заберет ее. И тогда она просила, чтобы после ей купили пиво).

Я не говорю, что служба плохая. Она хорошая. Красивые цветы и солнце, светящее сквозь витражные окна в церкви очень милы. Отец Джим производит впечатление человека искреннего и с хорошим чувством юмора.

Только все это не о бабуле. Этот, отрывок из Евангелия от Луки, который только что, стоя, прочитала Сара? Ничего общего с бабулей. Вообще. Эта замечательная песня, которую только что исполнил хор? Это не то, что понравилось бы бабуле.

Но все это не тревожило Розу. Я думаю, ее это радовало.

И ничего не говорило о человеке, чью жизнь мы будто бы собрались здесь праздновать. В гробу как будто бы восковая фигура. Это не бабуля. Бабуля, как Элвис, на самом деле покинула здание задолго до этого.

И это хорошо для бабули. Но это не способ увековечить память о ней. Только не это.

Однако посмотрев на лица окружающей меня семьи, я увидела, что все они довольны происходящим. А почему

бы и нет? Возможно, это первое семейное событие, которое бабуля как-нибудь не разрушила. Конечно, она была не самым легким человеком...я это слишком хорошо знаю. Какой веселой она могла быть - как много раз она появлялась в моей школе, заявляя, что я срочно нужна дома, а сама вела меня посреди дня в кино, потому что была премьера какого-то блокбастера, и она хотела посмотреть его до того, как кто-нибудь это сделает и расскажет ей конец?
– также она могла быть огромной занозой в заднице. Уж я знаю. Я единственная, кто достаточно за ней прибирал.

Я уже слышала, как мама с папой говорили о том, как превратить бабулину спальню в игровую для внуков. И я отлично их понимала.

Все еще. Только кажется, что кто-то мог сказать что-нибудь личное…

Чья-то рука легла на обе мои руки, которые я судорожно сжимала, я подняла взгляд и увидела Чаза, улыбающегося мне с сочувствием, как если бы он читал мои мысли. На нем был костюм - тот самый костюм, в котором он был в тот день около его дома, когда мое сердце так сильно отреагировало, стоило мне увидеть его. Он оставил свою бейсболку в комнате отеля. Он никогда не будет таким же красивым, как Люк - по крайней мере, не в том общепринятом смысле, в котором остальная часть общества привыкла думать о мужской красоте. У него нет длинных ресниц Люка, его глаза не темные и не сонливые.

Но мое сердце все равно совершает мертвую петлю, когда я вижу его.

Я покойница. Я знаю это точно. Я так надежно и глубоко вляпалась.

И самое худшее из всего, не считая проблемы, которую, я знаю, я навлекаю на людей, о которых забочусь - Шери и конечно же Люке - это то, что меня это даже не волнует.

Вдруг Роза толкает меня, говоря:

– Твоя очередь.

Я понимаю, что это время для меня, чтобы занять место за кафедрой рядом с алтарем. Моя рука выскальзывает из руки Чаза, и я встаю, а он шепчет мне:

– Вперед, чемпион.

Тогда я иду к кафедре, листок бумаги с напечатанными словами, выбранными для меня отцом Джимом и мамой, чтобы я их прочла — Евангелие от Иоанна — смялся в моих немного потных руках. Я взбираюсь на кафедру и возякаюсь с микрофоном, пока он не устанавливается на нужный уровень, и затем смотрю на море лиц передо мной.

Вау. Я и не думала, что у бабушки столько друзей.

Потом я поняла, что у нее их не было. Это друзья моих родителей. Я вижу доктора и миссис Дэннис, Шэри и ее родителей, и даже на задних рядах Пенбейкеров, родителей Кати. Я вижу своего детского дантиста, и, что очень смущает, моего гинеколога. Мило.

Я замечаю, что не вижу одного лица - лица моего жениха.

Но это нормально. Потому что мы расстались.

И я сплю с его лучшим другом.

– Хм, - говорю я. Мой голос раздается удивительно громко по всей церкви. Я разворачиваю бумажку, которую дала мне мама. "Чтение из Святого Евангелия от Иоанна." Что мой гинеколог здесь делает? Я понимаю, что она и гинеколог мамы А может быть, и Розы и Сары, а, может, и всех, кого я знаю. Но знала ли она бабулю? Была ли она гинекологом и бабули? Ходила ли вообще бабуля к гинекологу? Это совершенно странно. Я никогда не думала о влагалище бабушки. Я не хочу думать о влагалище бабушки. Не здесь, не на ее похоронах. В церкви. Пока я читаю из Библии.