Королева викингов
Шрифт:
На следующее утро Гуннхильд услышала пение из дома, предоставленного Поппо. Они служили мессу, поняла она; он исповедовался, получил отпущение грехов, причастился плоти и крови своего Христа.
Он вышел в богатых, расшитых золотом одеяниях, держа в правой руке изогнутый епископский посох. Безмолвные, настороженные датчане столпились вокруг открытого горна, набитого пылавшими белым пламенем угольями, поверх которых играли светло-голубые языки пламени. Утро оказалось безветренным; на небе не было ни облачка. В огне лежала полоса железа, раскаленная почти добела. Поппо перекрестился, произнес молитву
В конце концов Поппо небрежно бросил железо — оно было теперь просто теплым — на землю, поднял руку и поднес ладонь к самому лицу короля Харальда. Ни на ладони, ни глубже, под рукавом, не было ни малейшего следа ожога.
— Видел? — спросил епископ, обращаясь, конечно, не только к королю, но и ко всем присутствовавшим.
Король упал на колени. Один за другим люди в толпе делали то же самое. Гуннхильд осталась стоять.
— Ты прав, — быстро произнес король громким голосом. — Христос истинный Бог; Христос — Господь. — Он поднялся на ноги и обвел всех присутствовавших яростным взглядом. — Вы, все! Вы должны принять крещение, признать Христа и отказаться от язычества. Я сделаю всех датчан христианами.
Он все равно мог без большого труда рано или поздно сделать это, подумала Гуннхильд. Она взглянула на священную рощу, находившуюся поблизости. Там дрожали блики солнечного света, а на деревьях перешептывались листья. Теперь роще предстоит пасть под топором. Возможно, из этих деревьев на этом же самом месте будет воздвигнута церковь. Эти мысли казались ей странными. Все сегодня было странно. Она должна была справиться с этим, но лишь в своем сердце, в одиночку, ибо на свете не было человека, который мог бы помочь ей.
VI
Брайтнот был уверен, что недавнее событие в Дании было небесным знамением.
— Пришла пора тебе вести свой собственный народ к вере, — сказал он.
Хокон кивнул.
— В ином случае Харальд Синезубый получит новое мощное оружие против меня?
— Ты не должен так думать, — укорил его Брайтнот.
— Королю приходится, — почти ласковым тоном ответил Хокон. Брайтнот, обиженный, умолк.
Однако позднее священник все же помог королю составить речь, которую следовало произнести на тинге во Фросте. Если удастся покорить приверженных своей вере упрямых трондов, то остальные должны будут без особых колебаний последовать за ними. А предводитель трондов ярл Сигурд, Творец Королей, был другом Хокона с самого рождения.
И вот Хокон пожаловал туда со всей своей свитой и дружинниками. Узнав о цели его приезда, Сигурд не выказал никакой радости.
— Ты рискуешь всем, — предупредил он. Но Хокон не пожелал слушать его. Ярл нахмурился. — Что ж, в таком случае я поддержу тебя всеми своими силами, — твердо сказал он, — но, боюсь, если ты не станешь слушать моих советов, дела могут обернуться даже хуже, чем я того опасаюсь.
Неустрашимый, когда доходило до дела, сын Харальда Прекрасноволосого вскочил
Он с самого начала взял быка за рога и объявил, что такова его воля и приказ ко всем бондам и земледельцам, богатым и бедным, молодым и старым, свободным и рабам, мужчинам и женщинам: они все должны позволить окрестить себя и уверовать в единого Бога, чьим сыном и воплощением был Христос, отказаться от языческих богов и жертвоприношений, соблюдать церковные праздники, отдыхать каждый седьмой день и поститься по пятницам. По мере того как он говорил, волнение в толпе росло. Ропот становился все более мрачным, а крики все более громкими.
Бонды уловили из королевской речи только то, что король стремился затруднить их работу и что они таким образом не смогут более заботиться о своих фермах. Рабы в один голос стонали, что король хочет лишить их еды, а без еды они не смогут делать вовсе ничего. А многие говорили, что король Хокон очень похож на своего отца и всю родню — они никогда не знали меры золоту, но постоянно скупились насчет продовольствия.
Хокон густо покраснел. У него действительно был не такой уж богатый стол, но ведь дело было только в том, что он ненавидел неумеренное обжорство и пьянство, которые ему так часто приходилось видеть в других местах. Сигурд незаметно дернул его за плащ. Король закусил губу и умолк. А ярл оглушительным голосом призвал всех к молчанию. Постепенно шум стал стихать.
Тогда вперед вышел всеми уважаемый Осбьёрн Медальхус из Гаудаля. Его речь текла плавно и неудержимо, как приливное течение, наполняющее фьорд.
— Король, когда ты впервые явился перед нашим тингом в Траандло и пообещал вернуть нам наши исконные права на землю и мы выбрали тебя нашим королем, нам, бондам, показалось, что мы дотянулись руками до небес. Но теперь мы даже не знаем, кто мы такие и что мы есть: обладаем ли мы все еще нашей свободой, или же ты снова связал нас неволей, причем неволей неслыханной, обязывая нас отказаться от веры наших отцов и их предков. Они были лучше, чем мы, эти старые люди, и потому мы храним их веру.
Мы питали к тебе такую сильную любовь, что позволили тебе устанавливать вместе с нами, что должно быть законно и правильно. Мы, свободные жители, все так же готовы поддержать здесь, на тинге во Фросте, те законы, которые ты дашь нам и с которыми мы согласимся, сочтя их справедливыми. Мы будем следовать за тобой и помогать тебе удерживать свою власть, пока в каждом из нас, собравшихся сегодня на тинг, теплится жизнь, но только если ты, король, удержишься от желания требовать от нас больше, чем мы можем или желаем тебе дать.
Если же ты все же захочешь угрозами и силой свершить то, чего только что требовал от нас, тогда мы, свободные жители, решим, что ты желаешь зла своей земле, и найдем себе другого правителя, который оставит нам свободу придерживаться той веры, кою мы считаем своей.
Теперь же, король, тебе надлежит выбрать тот или иной путь, и тинг не может закончиться прежде, чем ты дашь ответ.
Он отступил в толпу. Отовсюду раздались крики согласия. Стража Хокона вцепилась было в оружие, но трондов, хотя они и были безоружны, было много больше, чем дружинников, да и их собственное оружие лежало неподалеку.