Королева Виктория
Шрифт:
Когда они вернулись домой, Александра была снова беременна. Бедная девочка, подумала я. Ведь Эдди родился совсем недавно. Неужели она окажется такой же плодовитой, как и я. Дети очень милы, и ими необходимо обзаводиться, в особенности если ты — королева. Но каким это происходило способом! Одна мысль об этом вызывала у меня отвращение. Я была рада, что не могла больше иметь детей, но я искренне сожалела об Александре.
В свое время ребенок появился на свет. Его назвали Георг. Двое сыновей! Александру можно было поздравить; на этот раз мальчик родился в срок и
Александра была в восторге от своих детей. Она была хорошей матерью, куда более интересовавшейся детьми, чем я. Я часто задумывалась о ее жизни с Берти. По-видимому, она его очень любила, но я была уверена, что супружеская верность не в характере моего сына. Как жаль! Я испытывала еще больше благодарности, что небо послало мне моего святого! Может быть, дети в чем-то возмещали ей неверности супруга. Во всяком случае, я надеялась, что это было так.
Мне было необходимо совершить путешествие в Кобург, где должен был быть торжественно открыт памятник Альберту, и конечно, никто другой, кроме меня, не мог это сделать.
Путешествие без Альберта было тоскливо. Куда бы я ни взглянула, что-нибудь да напоминало мне о нем. Со мной были все дети. Я настояла на этом.
— Это памятник вашему отцу, — сказала я, — вы все должны присутствовать.
Нас приветствовали Эрнст и Александрина. Как он постарел! Я подумала, что он по-прежнему вел беспутную жизнь. Такие люди не меняются. Я негодовала на судьбу, отнявшую у меня Альберта и сохранившую Эрнста. Он был старше; он болел этой гнусной болезнью; он вел беспутную жизнь— и он был жив, а Альберта не было! Он говорил об Альберте с чувством, но я не верила в глубину его горя.
Открытие памятника было для меня очень волнующим моментом, и я не могу не вспомнить дни, проведенные здесь с ним. Я показала детям все дорогие для него места — его классную комнату, дырки в стенах, проколотые, когда он фехтовал с Эрнстом, его любимые леса, его родной Розенау.
В это время мы были очень близки с Ленхен. Она заняла место моей милой Алисы. Она была чудная девочка. Не так умна, как Викки, конечно, но, к счастью, и без ее высокомерия.
Будучи в Германии, мы встретили принца Христиана Шлезвиг-Гольштейн-Зонденбург-Августенбург — громкий титул для человека с очень ограниченными средствами. Он был молод, недурен собой и сумел обворожить Ленхен, а она его. Я любила видеть счастливые молодые пары; они напоминали мне нас с Альбертом. Прежде чем наш ВИЗИТ завершился, стадо ясно, что моя маленькая Ленхен будет очень несчастна, если ей придется навсегда проститься со своим представительным Христианом, — не было сомнений, что и он разделял эти чувства.
Он был не очень подходящим женихом для дочери английской королевы, поскольку у него не было надежд на наследство. Однако они были очень трогательно влюблены. А я ведь помнила, что, когда Альберт женился на мне, он тоже был очень небогат. Газеты подчеркивали это, причиняя такую боль моему любимому. И я решила, что не стану мешать их любви. Если Ленхен и Христиан могли быть счастливы вместе, пусть так и будет.
Разумеется, ничего нельзя
Я не могла вернуться домой, не повидавшись с дядей Леопольдом. Бедный дядя Леопольд! Он превратился в ужасную пародию на красавца, которого я знала в детстве. Уже много лет прошло с тех пор, когда он казался мне самым замечательным человеком на свете; но я никогда не забывала, что он заменил мне отца. Я внимательно выслушивала его; я верила, что каждое произносимое им слово было божественным откровением. Я всегда буду любить его. Теперь он постарел и сгорбился. Физическая немощь и душевная скорбь изнурили его, говорил он. Он потерял стольких любимых им людей — Шарлотту, Луизу, а теперь и Альберта. Мы говорили о нашем горе и вместе проливали слезы, вспоминая Альберта.
Дядя Леопольд напомнил мне, что, потеряв Шарлотту, он посвятил себя мне и Альберту. Он строил для нас планы, интриговал ради нас, мечтал за нас, и наша свадьба стала величайшей радостью в его жизни. Он подробно рассказывал мне о своих хворях. Он всегда любил говорить о них, и меня удивляло, что человек с таким количеством болезней мог прожить такую долгую жизнь. Иногда мне приходила в голову мысль, что его недомогания доставляли ему удовольствие — как Штокмару. Я думаю, это и связало их с самого начала.
Но даже и теперь он не мог воздержаться от вмешательства в чужие дела. Он много говорил о Берти. Мне казалось, что он бы хотел стать советчиком Берти, но Берти был не из тех, кто прислушивался к советам.
— Я слышал, что он пользуется большой популярностью, — сказал дядя Леопольд. — Александру народ тоже любит.
— О да, она очень красива, и людям это импонирует… а потом, была еще вся эта истерия по поводу маленькой Дании.
— Как неудачно для Христиана, что это случилось, как раз когда он вступил на престол. Пруссаки сметут Европу. Все маленькие королевства и княжества исчезнут с лица земли. Вот чего добивается Бисмарк.
— Отвратительный человек. Викки не выносит его. Боюсь, что ей выпала нелегкая участь. Все должно было быть по-другому. Альберт всегда желал, чтобы она стала прусской королевой. Он бы посоветовал ей и Фритцу, как поступать с этим выскочкой Бисмарком.
— Он, несомненно, пользуется влиянием в Европе, — сказал дядя Леопольд. — Каждый день я думаю, что он станет делать дальше.
— Он обвинил Викки в проанглийских настроениях, — сказала я негодующе. — Слышали ли вы когда-нибудь о такой дерзости? Конечно, она не может забыть, откуда она родом.
— Такие люди, как он, представляют собой опасность для человечества. Однако я хотел поговорить с тобой о твоих домашних делах. Англичане воспринимают все очень субъективно. Чтобы любить людей, они должны их видеть. Я вздохнула. Опять эта старая песня.
— Дорогой дядя, мне кажется, вы меня не понимаете.
— Я понимаю. Понимаю. Я сам его любил. Я пережил величайшее горе.
— Это не одно и то же, — сказала я резко. — Он был мой муж. Двадцать лет мы почти никогда не разлучались… ни днем, ни ночью…