Королева Виктория
Шрифт:
— Но если они невиновны?
— Они не могут быть совершенно невиновны. Иначе они бы не имели к этому отношения.
— Я не согласна. Могут сложиться такие обстоятельства, что и невинные люди не по своей воле оказываются замешанными в сомнительных делах. Ты знаешь, что миссис Нортон — внучка драматурга Шеридана. Она — талантливая поэтесса, художница и музыкантша. Помнится, таких людей ты хотел привлечь ко двору.
— Нет, если этого не позволяют их моральные качества.
— О Альберт, ты слишком многого хочешь.
—
— Как ты можешь ожидать, чтобы все были такими, как ты?
— Я предполагаю, что должны быть какие-то моральные устои.
— Я верю в прощение.
— Прощение, конечно. Но подобные инциденты нельзя забывать. Если о них забыть, люди станут думать, что они могут предаваться порокам и все им будет прощено и забыто. Но, как видно, мое мнение не имеет значения.
— Это несправедливо!
— Это так. Чем я занимаюсь? Меня призывают, когда тебе хочется развлечься. Меня не допускают на эти долгие и часто развлекательные беседы, которые ты ведешь со своим премьер-министром, чья репутация не из лучших и кому позволяется представлять ко двору людей, связанных с его темным прошлым, где их милостиво принимает королева… Я поднялась в гневе.
— Альберт, — сказала я, — я не позволю никому, даже тебе, так говорить о лорде Мельбурне.
Несмотря на свое раздражение, а может быть, и из-за него, когда оно выходит за пределы, я могла оставаться очень холодной и величественной. Альберт встал и поклонился:
— Я прошу ваше величество разрешить мне удалиться. Прежде чем я успела возразить, он оказался у двери.
— Альберт, — позвала я. — Вернись. Я не закончила разговор. Не дав никакого ответа, он удалился.
Я была очень рассержена, прежде всего потому, что он так отозвался о лорде Мельбурне, и, во-вторых, потому, что он вышел посередине разговора и не подчинился моему приказанию вернуться.
Я любила Альберта, но он должен был помнить, что я — королева. В таких отношениях, как наши, очень трудно было для женщины занимать главенствующее положение. Я понимала, что очень немногие согласились бы на такие условия, потому что для мужчин характерно доминировать в браке.
Альберт был мужчиной в лучшем смысле этого слова. В газетах могли сколько угодно насмехаться над его миловидной наружностью, но он был воплощением мужских качеств.
И все же он должен был признать, что я — королева. Все еще в раздражении я подошла к двери его комнаты.
— Альберт, — позвала я. — Я хочу с тобой поговорить. Ответа не последовало. Альберт мне не повиновался.
Что он был намерен делать? Одеться и поехать кататься верхом или пойти пройтись… без меня? Я увидела, что ключ в двери. Я подошла и со злостью повернула его. Вот! Попробуй теперь уйти!
Я села и стала ждать. Скоро он попросит, чтобы его выпустили. И тогда я заставлю его говорить со мной. Я скажу ему, что он не смеет уходить, когда
Я ждала, но ничего не произошло. Время шло… десять минут, пятнадцать. Это слишком. Моя ярость прошла так же быстро, как и появилась, и я чувствовала себя несчастной, Я увидела, что я поторопилась. Я была не согласна с Альбертом насчет Каролины Нортон, но все же я должна была уважать его мнение. Я принадлежала к семье, не отличавшейся уважением к морали. Мои дяди пользовались дурной репутацией. Мой дедушка был достойный человек, но говорили, что он был сумасшедший.
Альберт был добродетелен и отличался здравым смыслом. Я должна научиться обуздывать себя. Я должна прислушиваться к Альберту. Я была несчастна и нуждалась в прощении. Альберт был прав, конечно, он прав. Я не могла больше ждать, я повернула ключ.
— Альберт, — сказала я.
— Войдите, — ответил он спокойно.
Я вошла и чуть не задохнулась. Он нисколько не был расстроен. Он сидел у окна и рисовал.
— Что ты делаешь? — спросила я. Он показал мне рисунок.
— Вид из окна показался мне очень привлекательным. Все время, пока я сидела там, злилась, ждала, он рисовал!
— Тебе нравится? — спросил он.
— Очень.
— Я собирался подарить его тебе, в память того дня, когда ты заперла меня в моей комнате.
— Альберт, — воскликнула я почти в слезах, — какой ты благородный! Какой спокойный! Какой замечательный!
— Liebchen [41] … — Он всегда переходил на немецкий в минуты нежности. — Не огорчайся. Все хорошо.
— Я вышла из себя. — Так что же в этом необычного?
— Я не должна была, Альберт. Я знаю. Но это сильнее меня.
— В тебе столько чувства… столько любви… столько ненависти.
— Я люблю тебя, Альберт.
41
Liebchen —уменьшительное от слова «любимая» (нем.).
— Я знаю, моя маленькая.
— Тогда почему со мной это происходит?
— Потому что ты… Виктория.
— Прости меня, Альберт.
— Ты моя маленькая женушка.
— О, Альберт, значит, все хорошо.
Мы поцеловались, и еще одна буря миновала. Но, конечно, в идеальной супружеской жизни бурь быть не должно.
Наступил мой двадцать первый день рождения. Как много случилось за последний год. Теперь я была женой и будущей матерью.
Я всегда любила дни рождения, и всегда по этому поводу бывали балы. Что за день рождения без бала! Альберт хотел бы провести этот день где-нибудь за городом. Мне пришлось напомнить ему, что в моем положении я не могла этого себе позволить, если бы даже и хотела.