Королевская кровь-12. Часть 2
Шрифт:
Ей эта мощь была неподвластна. И не понимала она, что происходит, пока через пару десятков минут из срочного доклада Тандаджи не узнала, что начался выход чужих богов. И портал в Мальве закрыт, как и в Инляндии и Блакории, а отряд Александра не успел спуститься вниз и сейчас отправляется, разделившись, в Тафию и Йеллоувинь, потому что там должны остаться открытые порталы.
Она запретила себе думать о том, что будет, если все переходы закроются до того, как сможет выйти Алина. Связь с младшей сестрой все еще ощущалась тонкой и сонной — сколько раз Василина прислушивалась к ней, надеясь, что Алина очнулась!
Королева не
Не так явно, как землю Рудлога, но ощущала Василина и всю Туру. Светились перед ее мысленным взором слабым серебром земли Инляндии и Блакории, травяной зеленью — Бермонт, янтарем — Йеллоувинь, мерцала лазурью Маль-Серена, синим и белым переливались Пески. Тянулись от всех стран нити стихий, окутывавшие Туру, которую саму она видела в виде скованного многогранниками шара.
А еще Василина откуда-то знала, что божественный отец ее вступил в бой, и могла бы даже сказать, в какой стороне он проходит — Воин со своим соперником пересек Север Рудлога и пошел на Йеллоувинь. В какие-то моменты она погружалась в странный транс, и словно слышала грохот оружия, и смотрела на битву глазами огнедухов, которые роились вокруг первопредка.
Он вел врага так, чтобы не задеть города, уводил в малонаселенные районы. Но все равно риск того, что рисунок боя заденет Иоаннесбург или другой город, был велик. И подвалы дворца были уже полны, и самой ей следовало бы спускаться туда — но она всегда сможет улететь, если понадобится. Если дворцовый щит не выдержит.
А вот бойцы на улицах, гвардейцы, защищающие дворец, никуда не могут уйти. Отступи сейчас под землю — сдашь столицу врагу. Оставалось уповать на защиту и мастерство Вечного Воина. И следить мысленно за тем, где он сейчас, ужасаясь тому, что она вообще может это делать.
Ей ново и страшно было это знание, и очень хотелось, чтобы рядом был еще кто-то из правителей: спросить, так же ли они ощущают своих первопредков, так же видят мысленно большой шар Туры и рябь возмущений, которая идет и под землей, и по земле, и в небесах, и в море?
Василина подошла к окну. Тура содрогалась, выла-свистела в небе буря. Щит, установленный фон Съедентентом, слегка сдерживал стихию: у земли ветер был поспокойнее и просто трепал ветви кустов и тяжелый брезент палаточного городка, а вот верхушки высоких деревьев уже склонялись параллельно земле, и чем выше, тем мощнее разыгрывался воздушный океан, кидая облака туда-сюда. За воем ветра почти не было слышно канонады артиллерии и звуков боев на улицах города.
Небольшие стаи уже долетевших до города раньяров, которые пробовали щит на крепкость, исчезли, как и не было их.
За дверью шуршала бумагами секретарь, которая отказалась спускаться в подвал, пока наверху находится королева. Все были заняты делом — кроме самой Василины.
«Пойду к детям, раз сейчас я совершенно бесполезна», — решила королева, тряхнув головой, чтобы вытащить себя из сонного оцепенения. Но не тронулась с места, вглядываясь в парк: где-то там у витой ограды дворцовой территории командовал обороной Мариан.
В какой-то момент она ощутила, что замерзла, и вновь направилась к камину. Подкинула
Гудело пламя, басовито урчал Ясница, а она зависла меж сном и явью, то мысленно перебирая далекие огоньки сестер и близкие — детей, то проваливаясь в картины и звуки божественного боя, то слушая грохот боя настоящего за окнами дворца. Она стала такой чуткой, что несколько раз даже видела глазами огнедухов, как они бьются на юге города против невидши.
— Как жаль, что я не родилась мужчиной, — тихо сказала она Яснице. — Разве мои предки сидели бы во дворце, ожидая, чем все закончится?
— Этооо дааа, — протянул огнедух мурлычаще. — Седрик мооог оборачиваться гигааантским вепрем или волкоооом и рвааать врагоов. А Бравлииин Рудлоог очень уважааал соколиное облииичье. А твой далекий прааадед Гооодвин принимал вид гигантской зубастой салааамандры, говорили, никтооо не мог скрыться от его челюстей… Но ониии никогдааа не уничтожалиии половину вражееской армии, дочь моего отца, как тыыы… не будь к себе тааак строгааа… ты поочтиии без сиил.
Мариан Байдек
Мариан, спеша, поднимался из переполненных подвалов дворца Рудлогов, куда после выхода богов спустили Василя с Андреем и Мартинкой, а также женщин и детей со всей дворцовой территории. Разместить в подвале всех жителей, прячущихся под щитом, не было возможности, и Байдек надеялся, что и необходимости не появится.
Но предусмотреть нужно было все: в нынешнем стихийном хаосе магические артефакты могли вмиг перестать работать, — и поэтому у городка дежурили спасатели, готовые при возможном штурме дворца эвакуировать людей на набережную и затем через мост на север города. Пока что палаточный городок лишь пополнялся жителями окрестных улочек, на которых уже произошло несколько стычек с крупными отрядами наемников на инсектоидах: танки и гранатометы делали свое дело, и тха-охонги отступали, скрываясь в переулках и чего-то ожидая. Все знали, чего — прилета трехтысячной стаи стрекоз, которая, по докладам связных, не сумела долететь до столицы каких-то тридцать километров и опустилась в области, чтобы переждать бурю. Находиться в воздухе в такой ураган мог только самоубийца.
Мелькнула мысль, что буря не даст долететь до Иоаннесбурга и листолетам с Севера, которые должны были оказать боевую поддержку наземным отрядам. Но пусть лучше так. Пусть ветер, так внезапно ставший союзником иоаннесбуржского гарнизона, продлится так долго, как нужно будет, чтобы зачистить наземные формирования врага. И остается надеяться, что до этого никто из богов не пройдет сквозь город, потому что после этого зачищать будет некого и некому.
Всю предыдущую ночь Байдек двигался по кругу — проверить расположение гвардейцев и техники, выслушать отчеты, отдать приказы, зайти к Тандаджи, навестить Василину, а теперь и детей. В большой подвальной комнате, в которой их разместили, почти не было слышно выстрелов танков, но ощущалось содрогание почвы. Мальчишки вели себя тихо и настороженно, и только младшая, не понимая, что происходит, почему ее выдернули из любимой и яркой детской, капризничала и отказывалась завтракать.