Королевская кровь-13. Часть 1
Шрифт:
— А почему ты не спрашиваешь, почему у меня короткие волосы? — поинтересовалась она настороженно, когда поцелуй закончился.
— Я уже три часа как вернулся из Тафии. Уже позавтракал с матушкой, пока ты спала, она все рассказала, — и он пропустил ее короткие пряди сквозь пальцы.
— И ты знаешь, что моя коса впиталась в алтарь?
— Знаю. Выходит, ты так подпитала Статью.
— Это кто?
— Наш стихийный дух, медведица. Только она погибла, Поля. Я не чувствую ее. А с детства ощущал, она была везде в толще земли, я везде мог позвать ее, и она меня любила, считала своим медвежонком. Она всех нас своими
— А ты знаешь, как погибла? — тихо спросила Пол.
— Да, мы обмениваемся с другими странами информацией. Из Рудлога прислали по линии разведки телепорт-почтой фотографии и доклад. Она сражалась с одним из богов и он поразил ее, в Рудлоге она и рухнула.
— Как жалко, — тяжело сказала Поля. — Как же Бермонт без стихийного духа теперь?
— Отец нас без него не оставит, — отозвался Демьян. — А матушке-медведице сделаем памятный день и будем молиться за нее. Тайкахе так сказал сделать. Сказал, что у стихийных духов тоже зреют души. И иногда они могут откликнуться снова, не новой жизнью, так памятью.
— Ты и Тайкахе успел повидать? — улыбнулась Поля. Ей было до слез жалко медведицу, ей было радостно оттого, что Демьян был рядом, и радость и горечь сплетались, как сама жизнь.
— Да. Матушка сказала, он решил сидеть на площади, помогать людям. Ему уже поставили там ярангу. Ему осталось двенадцать игл. Шесть дней и ты будешь свободна, Поля.
— Он говорил. И что потом проверит, сработало ли все, и если да, то проведет ритуал благодарения. А если нет?
Демьян пожал плечами.
— Ради тебя я всю жизнь готов их колоть, Поль.
— Надеюсь, обойдемся без этого, — сказала она серьезно. — Ну что, пойдем обедать?
Она оделась- глядя то на Демьяна, то задирая голову на погодный купол, по которому по-прежнему скатывались снежные дорожки.
— Снег ведь не навсегда? — на всякий случай уточнила она. — Тайкахе обещал ночью провести ритуал и утром дать ответ.
— Нет, — улыбнулся Демьян. — Он сказал, богиня-Вода обнимает своего мужа-Ворона и плачет от счастья, а от его близости ее слезы превращаются в снег. Соскучилась после долгого отсутствия. Обнимает и отпустить пока не может. Но дела есть у всех, даже у богов, поэтому отпустить придется.
— Как я ее понимаю, — проговорила Полина и снова прижалась к мужу. — Я бы тоже тебя обняла и не отпускала.
Они рука об руку поднялись в семейные покои. Молча, улыбаясь близости друг друга, и встречные придворные в который раз поражались тому, насколько меняется, смягчается их неуступчивый и жесткий король, когда рядом его жена. Только что успел он уже разнести министра чрезвычайных ситуаций за медлительность — а сейчас идет и что-то говорит жене, а она и улыбается, и открыто смеется, и шутит над ним.
— Я ведь вчера первый раз осознанно обернулась, Демьян, — призналась она. — Тайкахе предупреждал, что такое может быть.
— Твоя медведица вошла во зрелость, — ответил он. — Это как часть души, когда она вырастает, вы становитесь одним целом. Она не властвует над тобой, а ты над ней — но надо
— Как многому мне предстоит научиться, — жизнерадостно засмеялась Пол. — И у меня будет самый лучший учитель, да? И строгий, строгий, — и она, совсем не стесняясь гвардейцев вновь поцеловала его в шею. Она, вопреки поддразниванию, прекрасно знала, что Демьян ей позволит практически все. И не из-за того, что случилось в их свадьбу, не из-за чувства вины. Он и до этого все позволял, а если и сердился, то как на ребенка, не по-настоящему.
И плевать ей в такие моменты было, что кто-то скажет, что она недостойная королева. Что не умеет вести себя, как принято, что выставляет чувства напоказ. Здесь Демьян был на ее стороне.
— Я хочу, чтобы ты чувствовала в дворце себя как дома, — как-то сказал он ей. — Это дом Бермонтов прежде всего и только после — государственное учреждение, и в нашей семейной зоне ты полностью свободна. А снаружи, увы, свобода ограничена традициями. Но и с ними ты свободнее всех нас, Пол.
Полина это понимала. И понимала, где она может позволить себе безобразничать, а где должна выступать в одеждах истинной королевы.
— Ты ведь все мне расскажешь? — спросила она, когда они уже подходили к покоям. — Я хочу увидеть то, где ты был, своими глазами. Подумать только, ты видел другой мир!
— За обедом, — пообещал его величество, — я соскучился по совместным трапезам, Поля. Как раз успеем до совещания с военными, оно у меня в половину второго.
Она сжала его руку. Она тоже соскучилась.
Пока Демьян брился, Полина принимала душ, улыбаясь тому, что он рядом. И тому, что ванная комната, в которой она давным-давно обмывала мужа от кровавого пота, из-за частоты использования перестала навевать плохие воспоминания. И стала ровно тем, чем была — просто ванной. А еще о том, как хорошо спалось ей медведицей и как хорошо было бы поспать так бок о бок с Демьяном. Хотя с ним и в кровати было бы хорошо и тепло. И вообще — ведь теперь они действительно будут снова вместе. Полноценно.
— Когда ты такая тихая, я понимаю, что ты о чем-то усиленно думаешь, — прозвучал его голос, и Поля призналась:
— Я думаю о том, как мы будем дальше жить, Демьян.
— Хорошо будем жить, — его шаги раздались позади, и Полина обернулась. Демьян, уже чисто выбритый, прислонившись к стенке душа, смотрел на нее прямо, хотя в глубине глаз таилось чувство вины, которое Поля ненавидела. Ненавидела и за то, что глубоко внутри тоже считала его виноватым. И жалела его. И себя. — Я буду тебе хорошим мужем, Поля.
— Я знаю, — проговорила она уверенно, подавив мгновенно плеснувший страх и выдохнув. Демьян, конечно, почуял это в ее запахе, несмотря на льющуюся воду. Но не опустил глаза. Он разглядывал ее, разглядывал с удовольствием, темнеющим теплым взглядом, но не делал шага вперед, позволяя сохранить дистанцию.
И его запах Пол тоже почувствовала. Запах сильного мужчины, растворенный в водяном паре, в запахе мыла с хвоей и мхом, — но была там, наряду с желанием, и горечь, и тоска. Запах его, озверевшего, она тоже помнила. И холодела. Этот страх нельзя было сломать одним махом, наскоком, эту боль нельзя было покрасить в другой цвет. Но можно было растворить ее в тепле, откалывая от страха по кусочку.