Королевская кровь-13. Часть 1
Шрифт:
— Ваша самоуверенность вас когда-нибудь подведет, Данзан Оюнович, — проговорил Александр убежденно.
— Моя самоуверенность позволила мне спасти мир, молодой человек, — сварливо ответил старый маг, так напомнив в этот момент интонацией Деда, что Алекс помолчал, чтобы прийти в себя.
— И вы ни о чем не жалеете, Данзан Оюнович? — спросил он наконец.
Черныш отвернулся, дописал строчку, положил ручку на стол. Встал и чуть пошатнулся. Измотанность и выжранный резерв ударили и по нему.
— Алмаз тоже постоянно пытал меня этим. Жалею ли я, что
— Кроме смерти Алмаза Григорьевича, — напомнил Свидерский.
Черныш усмехнулся. Но в глазах мелькнула боль.
— А вы быстро учитесь, Александр Данилович. Безжалостность, умение бить в болевые точки… даже в лучших из нас они прорезаются лет так после сотни. У вас есть все шансы понять когда-нибудь меня.
— На самом деле я вас понимаю, — нехотя ответил Александр. — Я понимаю, почему вы это делали, я понимаю тот груз, который вы на себя взяли. Я не понимаю только одного — почему вы не пришли к тому же Деду и не поделились с ним? Может, мы бы все нашли другой выход.
— Он тоже меня постоянно об этом спрашивал, — улыбнулся бледными губами Черныш. — Но я не мог ему ответить ничего кроме одного. Все вы, как и старшая когорта, слишком покорны судьбе, слишком гуманистичны и предпочли бы наблюдать гибель мира, но не убивать. А вам смогу сказать еще кое-что, Свидерский. Я не хотел, чтобы он пачкал свои руки в крови. Мне нравилось, что он сохранял в себе идеализм и любовь к миру.
Александр кивнул, обдумывая это признание. Черныш был изумительным манипулятором — но как понять, когда он врет? Он посмотрел на часы.
— Похороны, Данзан Оюнович.
— Зачем же вы так хлопочете о моей возможности попрощаться, Свидерский? — с любопытством осведомился Черныш.
— Во-первых, Дед вас любил и считал близким другом, — ответил Алекс. — Он бы хотел, чтобы я дал вам эту возможность. А во-вторых, Ли Сой и Галина рассказали мне, что без вашей помощи там, внизу, не справились бы, и тень бы закрыла портал, и Жрец бы не вышел. Ваши заслуги так же велики, как и ваши преступления.
Черныш кивнул, принимая объяснения. И отвернулся.
— Я уже попрощался с ним, — сказал он в стену. — Благодарю за заботу, Свидерский. Я не пойду с вами. У меня есть над чем поработать.
И он вновь сел за стол и склонился над бумагами. Александр вышел. Он достаточно уже понял Черныша, чтобы не удивиться этому решению.
В сумерках обсерватория выглядела тусклым круглым камнем, засыпаемым снегом. Сквозь снежную пыль светила луна, делая все вокруг выцветшим и голубоватым.
Тело Алмаза Григорьевича Алекс и Ли Сой перенесли в храм Триединого в Лесовине сразу, как отвели Черныша в Зеленое крыло. В храме и оставили под присмотром
На церемонии прощания были не только Март, Вики и Алекс и маги старшей когорты. Пришли туда и простые горожане, до которых донеслась информация о гибели старого мага, известного в городе и стране. Пришли и его далекие потомки — только из тех, кто жил в Лесовине, набралось под полсотни. Пришли коллеги из тех, кто был в силах преодолеть расстояние Зеркалом, был там и Зигфрид Кляйншвитцер, который смог на полчаса уйти из дворца Рудлогов. Стояли смурной Дмитро Поляна и потяжелевший Матвей Ситников, которые смогли Зеркало в Лесовину открыть сами.
В обесточенном, расколотом трещинами городе с рухнувшей Часовой башней — ее не добили землетрясения в сентябре, но она не пережила бой богов, — слух распространился удивительно быстро, и люди шли и шли, десятками и сотнями. Те, кому он помогал, их дети и внуки, студенты Военной магической академии, где он иногда вел курсы, сотрудники обсерватории.
Сама церемония была короткой. В тихом, освещаемом желтыми свечами храме Триединого настоятель прочитал молитву к Жрецу с просьбой принять душу и обеспечить легкое перерождение. И народ выдохнул «Легкого перерождения».
«Легкого», — катилось из храма наружу, туда, где стояли провожающие, в мороз, под яркие звезды и луну, просвечивающие сквозь снегопад.
А затем старушечка в платке запела Песнь павших, пронзительную и величественную, и вскоре древние строки возносились под своды храма и под своды небес.
— Если пал ты, защищая свой дом,
Вечно воин, тебя, будут помнить в нем,
Иди в перерождение с верой в душе,
Мы продолжим твое дело здесь, на Туре.
Отзвучала Песнь. Простой гроб из свежей сосны закрыли, взяли на плечи — и стали передавать через толпу туда, где Вики и Мартин уже открыли Зеркало к обсерватории.
На плато, на которое Март как-то вывел Вики, чтобы попасть к Алмазу, вышли только близкие, растопили снег. Впаяли по кругу в камень накопители и подняли погодный купол, запитав их так, что ближайшие сто лет он простоит без подзарядки. А затем встали кругом вокруг гроба. В тишине, нарушаемой лишь шорохом снега, протянули руки вперед — и с небес упал огненно-синий столб, испепеливший гроб и тело, а потом и расплавивший камень под ним, который поднялся алой стелой в два человеческих роста, впитавшей в себя прах друга, коллеги, учителя.
Долго светил алым камень, и долго стояли вокруг Гуго, Галина, Ли Сой и Таис, Алекс, Мартин и Виктория.
Они все ощущали за пределом погодного купола еще одного человека. Но никто не оборачивался, и тогда Черныш сам шагнул к огню и встал между Ли Соем и Александром. Только тогда посмотрели на него — кто-то спокойно, кто-то удивленно, кто-то с болью и яростью.
— Он был мне любимым другом и братом, — сказал Черныш.
— Он был нам отцом, — повторил уже сказанное утром Мартин фон Съедентент.