Королевская прогулка
Шрифт:
Видно, такова была его воровская судьба — подслушивать чужие беседы. Уж сколько раз он попадал в ситуации, когда не замечавшие его собеседники вели разговор, не предназначенный для чужих ушей. Иногда он уходил, но чаще оставался. Угрызения совести его не мучили, а полезного во время подслушиваний узнать можно немало.
В данном случае, впрочем, Грэм охотнее ушел бы, но его словно пригвоздило к месту.
Голос, который он услышал, принадлежал Ванде. Первой реакцией было удивле-ние: ведь видел же, как девушки поднимались наверх.
Через секунду он отмел этот вопрос как второстепенный. Гораздо больше его ин-тересовало, ради чего, ради какого разговора Ванде понадобилось уединяться на дворе вместо того, чтобы спокойно обговорить все в своей комнате?
Любопытство мучило Грэма не долго, ибо скоро он понял, что речь шла о нем. Вот тогда он застыл недалеко от двери, вжавшись спиной в стену, чувствуя, как от Вандиных слов вспыхивают сначала уши, потом все лицо.
— …не знаю, что делать, — донесся голос Ванды. Грэм определил, что она сидит под навесом у конюшен, неподалеку от входа в дом. — Первый раз со мной такое…
— В чем дело? — спокойно, как всегда, спросила Корделия.
— Чувствую себя последней дурой, — сердито ответила Ванда. — Не поверишь… мне кажется, я влюбилась, Кордель.
Последовала пауза.
— Ты даже не спросишь, в кого?!
— Я догадываюсь.
— Ну и? Как думаешь, кто это?
Грэм вспыхнул, услышав смешок Корделии. Раньше она никогда не усмехалась так — понимающе.
— Да о ком еще может идти речь? Это ведь Грэм, верно?
— Да, — отрывисто ответила Ванда. — Грэм. Что скажешь?
Вот тут Грэму нужно было уйти. Он был вовсе не уверен в своем желании знать, что сейчас скажет о нем Ванда, ему вполне хватило услышанного. Но с места его сейчас могла сдвинуть только какая-нибудь стихийная сила вроде наводнения. Да и то — не на-верняка.
— Ты уверена в своих чувствах? Уверена, что это не пустое увлечение и не обычное любопытство?
— Ты меня за дурочку принимаешь? Конечно, нет! Уж любопытство-то… Кордель, ты ведь знаешь, какие мальчики мне нравятся… а Грэм… он ведь…
— Не в твоем вкусе, — закончила Корделия. — И Иштан, и Олав, и Крис, все были редкостными красавчиками. То есть, я хочу сказать, они и есть красавчики.
— Вот именно! Но мы даже не целовались. Ни разу! Потому что я всегда помнила, кто я, и кто они. Мне и в голову не могло прийти…
— Значит, ты с тех пор здорово поглупела. Ведь Грэм даже не твой вассал. Он во-обще — никто.
На Грэма накатила новая волна жара, он невольно сжал кулаки. Никто? Он — ни-кто? Вот, значит, какого мнения о нем Корделия?
— Он бродяга, — с горечью сказала Ванда. — Оборванец, у него даже дома нет. По нему, наверное, веревка плачет. Ну и что? Я себе повторяю это по десять раз в день, но мне не становится легче. Не знаю, что происходит: стоит мне посмотреть на него, и я за-бываю все. Абсолютно все. А ведь… Я вообще не понимаю, что меня в нем так
— Это точно. Посмотрит иногда, так кажется, что заледенеешь под его взглядом.
— Вот я и примерзла. Насмерть… не отодрать. Синий лед…
— Забудь все. Немедленно, иначе, в самом деле, с мясом придется отдирать. А луч-ше, чтобы наши дороги, наконец, разошлись.
— Нет!
— Ванда, я ничего не имею против Грэма, он нам помог. Но, раз уж такое дело…
— Нет! Я… не смогу.
Грэм представил себе, как в темноте Корделия поджимает губы и осуждающе смотрит на Ванду. Но ту уже было не утихомирить.
— Корделия, как же ты не понимаешь? Ведь ты сама…
— Тут совсем другое. Ванда, пойми, рано или поздно вам все равно придется рас-статься. Ты же не сможешь привести его к отцу, представить как спасителя Дэмьена и по-требовать для него деньги и титул?
— А почему бы и нет?
— Ванда, не сходи с ума. Ты прекрасно понимаешь, что это невозможно. Даже если твой отец и не велит немедленно казнить его, все равно ваши положения не уравняются. Никогда. Я уже не говорю о браке — вы даже видеться не сможете!
— Ну почему же? На балах…
— Да ты совсем голову потеряла. Ванда, попробуй взглянуть на эту ситуацию трез-во. Прошу тебя. Ведь принцесса, полюбившая жулика, это просто нелепо.
— Он не жулик.
— Ну авантюрист, какая разница?
Ванда молчала. Молчание длилось долго. Очень долго. Грэм уже собирался ухо-дить, — паралич его, наконец, прошел, — но Ванда снова заговорила. Странным, словно мечтательным голосом.
— Ты знаешь, Корделия, когда он меня поцеловал, я почувствовала себя такой сча-стливой, какой не была никогда в жизни. Ради этого поцелуя я отказалась бы от титула…
— Ванда!
— Я бы согласилась умереть в этот момент!
— Ванда! Только послушай, что ты говоришь! Опомнись!
Грэм готов был подписаться под Вандиными последними словами. Его ощущения во время поцелуя были точно такими же. Сейчас ему страстно захотелось повторения того поцелуя, а там — будь что будет. Пусть даже плаха или виселица.
Нужно уезжать, подумал он. На рассвете. Не прощаясь ни с кем… иначе — смерть, так или иначе.
Он попятился к двери, стараясь ступать бесшумно — не хватало еще, чтобы девуш-ки обнаружили его присутствие именно сейчас! Вернувшись в зал, он поймал сонную уже служанку и велел ей принести ему вина, самого лучшего, какое только найдется. Ему надо было как-то скоротать ночь.
На рассвете, когда все еще спали, Грэм вышел во двор и направился к конюшням. Прошедшая ночь не изменила его намерений: он хотел уехать. Немедленно. От выпитого за ночь вина его пошатывало. Болела голова, но соображал он вполне ясно. Никакого об-легчения от сознания правильности принятого решения он не испытывал, только глухое отчаяние.