Королевский дракон
Шрифт:
— Тише, Види, — сказала повариха настороженно.
Эрик и несколько его товарищей засмеялись. Но сержант был серьезен.
— Ты не видел эйкийцев, Эрик, — сказал он наконец. — Иначе не смеялся бы. Нечего смеяться над вещами, оставшимися после существ, о которых мы ничего не знаем.
Повисло молчание. Между женщинами и мужчинами постарше возникло напряжение, которого не заметили молодые солдаты.
— Я слышала, — продолжала твердым голосом Види, — что если пойти к тем руинам в канун Иванова дня, можно увидеть призраки тех, кто это построил.
— Я пойду с тобой, — сказал Эрик, подмигивая
Его друзья радостно хохотали.
— Ты бы не шутил так, — сказал Реймонд, повторяя мрачные слова сержанта, — если бы сам там был. Говорю тебе. Однажды много лет назад одна девушка пошла туда как раз в канун праздника. Пошла на спор. — Его строгий взгляд неожиданно упал на Види. — Обратно вернулась на рассвете, совершенно невменяемая и, как выяснилось позже, беременная. А поскольку, рожая, она умерла, все, что там произошло, она унесла с собой в могилу. — Сжав в руках кружку, он снова ударил ею по столу.
— Что? — глумливо отозвался Эрик. — Не оттуда ли появился наш Лэклинг?
— Нет. И не смейся, сопляк. Ребенка забрал кто-то из ближних деревень.
— А теперь слушай меня, юный Эрик, — сказала повариха тоном человека, полностью в себе уверенного. — Правда то, что говорит Реймонд. Это случилось не так давно, я знала ее, когда мы обе были еще девочками. Она была симпатичной черноволосой девчушкой, дочерью салийцев, бежавших от набегов Эйка. Она действительно пошла к руинам, хотя все ее отговаривали. И она сказала мне… — Здесь сиплый голос поварихи перешел на шепот, и все разговоры за двумя столами стихли, как костер, присыпанный лопатой снега. Все наклонились, чтобы слышать. — Она сказала мне, что один из Ушедших, призрак эльфийского принца, пришел к ней и возлежал с ней, прямо в тамошнем доме-алтаре посреди развалин, и что она родила его ребенка. — Никто, даже Эрик, не издал ни звука. — Но Господь и Владычица пожелали, чтобы никто из смертных не был с Ушедшими, ибо они неверующие. И она дорого заплатила за свой поступок — умерла спустя три дня после рождения ребенка.
Алан смотрел на повариху. Сержант Фелл рассказывал свою историю, чтобы попугать Види. А этот рассказ был другим. Конечно, она говорила правду. Она была одного возраста с его мамой. У той были черные волосы, и его черты были острее и немного другие, так во всяком случае говорили в Осне. Что если эта черноволосая салийская девушка — его мать, а призрак из руин — его отец? Один из Ушедших! Это объясняет и появление Повелительницы Битв. Он с детства чувствовал себя немного иным, чем прочие. А ведь всегда говорили, что эльфийское племя на самом деле было бесовским, потому что эльфы в отличие от людей не умирали естественной смертью, а убитые не принимались в Покои Света, но были обречены на вечное странствие в этом мире — как тени.
— Я все равно пойду, — упрямо твердила Види.
— Я тоже пойду, — сказал Эрик, искоса на нее взглянув.
— И не думай! — сказал сержант. — Это приказ. Нечего терять время. На рассвете мы идем к епископу Тиерре.
— Все вы трусы, — заявила Види, высокомерно подняв голову.
— Я пойду, — поднялся Алан. И сам удивился, услышав, как громко прозвучал его голос в этот летний день, уже клонившийся к вечеру.
Все уставились на него. Большинство солдат
Старый Реймонд фыркнул, но ничего не сказал.
— Кто этот подросток? — спросил Эрик. — Думаешь, если цыпленок начнет выступать, он сразу станет мужчиной? — Никто не засмеялся над шуткой.
— Мальчик из конюшен, — сказала повариха спокойно.
Теперь только Алан понял, как неприятно ему всеобщее внимание — ведь вырос он почти в одиночестве. Он потупил глаза и уставился в стол.
— Единственный смелый среди вас, — сказала Види.
— Эрик! — Сержант казался обеспокоенным. — Будешь вести себя как дурак, сегодня же вылетишь из замка. А для тебя, девочка, мы придумаем развлечение поинтереснее.
Алан видел, как сержант сильнее прижал к себе девушку, но выражение ее лица было упрямым, и она оттолкнула его:
— Смейтесь, сколько влезет, но я пойду.
Эрик встал со своего места:
— Я не позволю никакому щенку…
— Эрик, сядь, а то получишь по лбу…
Пьяная бравада некоторое время боролась в душе Эрика со страхом перед угрозой сержанта. Наконец он сел. Лэклинг громко рыгнул, и все облегченно засмеялись. Сержант Фелл вернулся к разговору о набегах и графских планах защиты побережья и ближайших деревень.
Алану не составило труда исчезнуть, так как сержант был целиком поглощен рассуждением о недавно разоренной деревне и слухами о том, что монастырь, лежащий к востоку, подвергся эйкийскому набегу. Он рассказывал, что все монахини были изнасилованы и убиты, кроме старой игуменьи, которой изуродовали ноги, но она, несмотря на это, добралась до соседней деревни.
Наступили сумерки, на небе появились звезды. То, что рассказала повариха, наверняка, правда! И только пойдя к развалинам ночью, когда возвращаются призраки древних строителей, можно все точно узнать.
Он переоделся в чистую рубаху — тетушка Бела заботливо снабдила его несколькими, — а поверх надел старую льняную тунику. После некоторого колебания взял лампу, прихватил толстую палку и направился на тропу, которая вела от земляных валов и четырех деревянных башен крепости графа Лавастина вверх, к поросшим лесом холмам. Види, разумеется, не показывалась. Он шел один, если не считать лесных зверей: кричали совы, кто-то шумел, повизгивал, затем неожиданный визг донесся чуть ли не из-под земли.
Совсем стемнело. Луна не показывалась, хотя звезды и светили необычно ярко. Постепенно глаза привыкли. Пока он берег масло и не зажигал лампу. Идти надо было довольно долго, сначала в гору, потом продираясь сквозь лес. Наконец тропа привела туда, где лес обрывался к началу развалин. Яркая красная звезда, Глаз Змеи, уже высоко поднялась с востока.
Алан остановился на опушке леса. Высокие древние деревья росли неестественно прямо. Не было ни одного молодого деревца. Должно было пройти очень много лет, чтобы старые дома превратились в руины, и с тех пор сменилось немало поколений, дома явно строили задолго до императора Тайлефера и до того, как блаженный Дайсан впервые пришел на эту землю, неся свое слово верным, но лес так и не переступил камней. Он чувствовал, что камни внушают страх.