Королевский тюльпан. Дилогия
Шрифт:
Мальчишка вздрогнул. Я ругала себя последними словами за это психологическое насилие. И не отводила глаз.
— Да, — то ли кивнул, то ли сказал Нико.
— И если меня сейчас заставят его бросить, я однажды брошу тебя, — договорила я.
Маленький принц вздрогнул. Тихо сказал мне «мама». А потом добавил громко и серьезно:
— Я никому не позволю увести ее насильно!
И поднял правую руку, согнул в локте, будто удерживая в кулаке оружие.
Что-то ткнулось мне в ногу. Я взглянула и увидела Паршивца — котенок, уже выросший в крупного кота, замер возле Нико.
Я, мальчишка и котенок против
Все замерли. Кроме Крошки. Огромная кошка Этьена зашагала к нам. Я представила, что сейчас она схватит Паши за шиворот и унесет — мол, тут дела не котячьи. Рискну ли я крикнуть «брысь» твари, которая длиной почти в мое туловище?
Но кошка встала рядом. Да еще и взглянула на хозяина, будто приглашая подойти.
— Катланк чувствует, как должно быть, — шепнул мне Нико.
Я хотела попросить его пояснить эти странные слова, но не успела.
— Эх вы, — раздался громкий уверенный голос, и я, как и в случае с Луи, не сразу узнала Франсю. — Всё видите, всё слышите, и никто не заметил, что сейчас свершается предсказание.
Все замолкли. И в этой тишине раздался размеренный и громкий голос Франсю:
Когда задохнется Город от слепящей тьмы лжесвободы,
Когда несъедобное станет нужнее хлеба,
Когда сильно-слабый народ будет обречен на смерть,
Когда через стену придет Жизнь, Мастерство и Любовь,
Когда отъявленный грешник захочет дать жизнь за любовь,
Когда малый годами и взрослый страданьем войдет в погребенный зал,
Простятся грехи и ошибки отцов, сгорит тьма в огне золотом, дыхание в Город вернется.
— Что это? — спросила я.
— Старинный фольклор, — сказал Этьен с нарочитой веселостью. — Когда я решил за год пройти курс в академии, — домашнего образования показалось мало, — то запомнил учебник профессора Мернуа. Он подробно анализировал это предсказание как пример синтеза эпической поэзии и примитивной народной религии, сохранившей упоминание древних обрядов, а сам текст находится на пути трансформации в детскую считалку…
— Почему-то, когда свергли короля, учебники с анализом этой детской считалки были изъяты, — ехидно заметила Магали. — Я-то думала, что из-за слова «лжесвобода», а все оказалось гораздо интереснее. Город задыхается. Цветы съедобны только для скотины, но сейчас они важнее хлеба. Лепесточники, извините, — обратилась она к Франсю, — и правда народ и сильный, и слабый. Будете спорить?
Лепесточники молчали.
Зато неожиданно для всех голос подал Терсан:
— Она пришла из-за стены, ну, на самом деле, мы ее притащили, но в любом случае пришла. Если она и правда умеет выращивать цветы — значит, это мастерство. Отъявленный грешник — это, наверное, наш маршал, который по ту стороны стены остался, чтобы ее спасти, а сам идет на плаху. Ну, а любовь — это то, что она хочет спасти его и нас не слушает.
Блин, ну мальчик-трамвайчик! Вообще, круто, когда о тебе так говорят. Что же в этом предсказании мне запомнилось больше
— Малый годами и взрослый страданьем — вот он, — показала я на Нико. — Было бы время, он рассказал бы, как намучился. Мне только про погребенный зал непонятно.
— Тогда и я поиграю в разгадки, — сказал Этьен уже без капли ехидства и скептицизма. — Погребенный зал — это зал коронации в подземном скальном гроте, на который рухнула башня. Существуют предания, что древние короли могли не только выращивать цветы заклинаниями…
— И лечить наложением рук? — так же серьезно спросила Магали.
— Да, — кивнул Этьен, — гораздо больше. На коронации они обретали золотой тюльпан — почти магический жезл. Или не почти, — чуть тише добавил он. — А почему сейчас это утрачено — потому что по древним законам полагалось короновать невинного ребенка. Но какая невинность во дворце?
Нико взглянул на Этьена и понимающе кивнул.
— Наследник к четырнадцати годам уже и попробует вина, и побалуется с фрейлинами, и совершит какие-нибудь мерзости — кого-то прикажет высечь, прогнать, может, даже выклянчит казнь. Такому взрослому пусть золотая лопатка руки не сожжет, но золотой тюльпан точно не дается. Хорошо, хоть какая-то магия будет.
Я оглянулась. Нас обступили все лепесточники и жадно слушали Этьена.
— Поэтому, — продолжил бывший министр, — у нас есть только одно средство для спасения. Наследник престола…
Нико вздрогнул. Я прижала мальчишку к себе.
— Каждый из нас приговорен к смерти, — спокойно сказал Этьен, — мы можем быть откровенными. Наследник престола должен войти в коронационный зал и произнести присягу принца.
— Но там же вряд ли есть корона? — спросил удивленный Терсан.
— Если наследник появится перед людьми без силы, нас не спасет и корона. Если же будет в силе — корона не понадобится, — уверенно сказал Этьен. — Лош хочет собрать всех на площади, чтобы Город увидел казнь его врага. Это нам на руку.
Черная тоска отступила. Шанс есть, мы поборемся! Но как добраться в этот чертов зал?
— Жаль, что у Лирэна не было второго ключа от подземных дверей, — вздохнула я.
— Зато у нас есть живой ключ, — сказала Магали и показала на Этьена.
Я взглянула с недоумением и на Магали, и на мудреца. Человек, конечно, хороший. Но как он равнодушно обзывал моего Лирэна «непутевым малым», так просто не забуду.
— Пока ты скиталась по городу, — продолжила Магали, — он рассказывал о своих юношеских проказах, в том числе и подземных приключениях. О том, как любопытство однажды привело его в коронационный зал. Мсье Этьен, если наследник должен войти в эту таинственную пещеру, — при этих словах Магали скептически хмыкнула, — вы должны стать проводником.
Зануда внимательно посмотрел на нее. И коротко сказал:
— Я сделаю это.
— А потом новый король немедленно подпишет указ об освобождении нашего маршала? — радостно предположил Терсан.
— Это не так просто. — Этьен вернулся от героизма к скепсису. — Чтобы подписать указ, нужна канцелярия, где его напишут, а канцелярию сначала надо захватить.
Я на секунду сникла. Действительно, ну станет мальчишка королем — кстати, как мы узнаем, что он им стал? Корона в этом заброшенном зале хранится вряд ли. Как это поможет в самом главном деле — самом главном для меня?