Королевский тюльпан. Дилогия
Шрифт:
Одной мне не справиться. Нужны помощники.
…Видимо, я слишком активно размышляла — скрипнула ветка под моим ложем. Заботливая Магали поспешно подошла.
— Не спится? — спросила она заботливым тоном, который я с еще не прошедшей злости назвала «елейным».
— Не спится, — честно ответила я. — И не засну, пока его не спасу!
Молчание Магали длилось несколько секунд. Его прервал приближавшийся голос. Почти сразу я поняла, что это Этьен.
— Алина еще спит? Ну и хорошо, не
— Она очень устала. Не каждый мужчина выдержал бы такое, — тихо ответила Магали, не предупредив его, что я бодрствую неподалеку.
— Да, да, конечно. И еще ей нужно очень хорошо выспаться, чтобы быть в силе. Ведь ей придется выводить всех подземным ходом, который она обнаружила, когда пришла сюда. Мы посовещались и решили — это гораздо лучше, чем ждать, когда они перестанут трястись и решатся на штурм.
— «Мы посовещались» — ты и мужчины-лепесточники? — спросила Магали не без ехидства.
Мне показалось, что я вижу, как Этьен разводит руками.
— Если ты предложишь лучший вариант, я обещаю, что буду защищать его всеми силами. Но его нет. Наше счастье в том, что самый добродетельный мерзавец Города весь вчерашний день был занят не нами. Даже догадываюсь чем — беседой с нашим другом и подготовкой его казни. Этот милый непутевый малый сослужит нам еще одну службу — эту ночь и завтрашнее утро Лошу будет не до нас. Если мы этим не воспользуемся до полудня, дальше будет только хуже…
Умствования Этьена были прерваны — разумеется, мною, окончательно простившейся со своим ложем, вставшей и примкнувшей к разговору.
— Я непременно уведу всех с пустоши. После того, как мы спасем Лирэна.
— Мадам, и как мы это сделаем? — спросил Этьен с искренним интересом, будто он учитель, а я ребенок, предложивший привязать свою тень к его тени.
— А это мы обсудим, — сказала я совершенно спокойно. — Решение найдется, если его искать.
— У нас нет ни армии, ни магии, ни денег, — уже без учительской интонации даже не сказал, а вздохнул Этьен. — Пока что мы можем только убегать.
— Не люблю занудных речей, — встряла Магали и я сразу поняла по тону, что она не на моей стороне, — но мы и правда ничего не можем сделать. Победить у нас нет сил, а если сдадимся — нас казнят вместе с Лирэном.
— Сестра, — услышала я незнакомый молодой голос и лишь через секунду вспомнила, кто это. Терсан, мальчик-трамвайчик, — сестра, маршал отдал свою жизнь, чтобы ты спаслась. Ты не можешь спасти его жизнь, отдав свою, только опечалишь его перед смертью, показав, что жертва была напрасной. Не будь настолько жестокой!
Ох, братик, хороший удар в спину! Насквозь.
На секунду я ощутила себя жителем Города, брошенным на горячий песок, без бутонов
— Алина, — голос был настолько ровен и спокоен, настолько лишен привычного старческого дребезжания, что я не сразу узнала Луи, — мы посовещались и решили: лепесточники уходят с пустоши через подземелье. Мы приютили тебя с твоим… — Луи на секунду запнулся, потом продолжил: — с твоим пасынком. Настало время тебе отплатить за благодеяние.
— Позвольте, — заметила Магали, — разве она не спасла вашу жизнь два дня назад? Благодеяние уже оплачено.
— Ты пойдешь с нами, — продолжил Луи, обратив внимание на реплику лекарки не больше, чем на стрекот ночного насекомого.
— А если не пойду? — спросила я спокойно, удерживаясь, чтобы не взорвать притихшую ночь диким криком.
— То мы поведем тебя или понесем, — так же спокойно сказал Луи.
— Кто вам дал на это право? — возразила Магали, но я ее почти не услышала.
Ненавижу, когда мне угрожают. Даже самые лучшие друзья. Если они — особенно. У меня даже обида растворяется и я превращаюсь в соображательно-боевую машину.
Тотчас же я рухнула на землю. При этом горько подумав: приходится, как и в плену у добродетельника, прибегать к хитроумной йоге.
— Не дышит, — охнула Магали, склонившись надо мной. — Пульс есть, но слабый.
— Могу дышать, могу не дышать, — произнесла я с улыбкой, усаживаясь в позу лотоса. — Подхватите меня насильно, понесете. А я буду дышать только для себя. И когда будем проходить эпицентр вашего проклятия, посмотрим, кто выживет, кроме меня!
Это был блеф? Да! Я блефовала, и отчаянно. Не надо меня загонять в угол! Не надо угрожать, и тогда буду милой подругой. А так — звиняйте!
— Мама, — сказал Нико, — мама, ты меня бросишь? Мама, ты меня не любишь?
Нет, ударов в спину до этого не было. Вот он, самый страшный.
А если самый страшный выдержу, то значит — победила.
Я встала, подошла к Нико. Заглянула в глаза, насколько позволял отсвет подземного костерка.
Мне хотелось обнять мальчишку, потрепать по давно не мытым волосам. Сказать: «Дурачок, я тебя никогда не брошу».
Но так нельзя. И не только потому, что таким взрослым детям не врут. Это был принц. Пусть половину жизни он провел не во дворце, а в сиротском приюте, среди голода и побоев, он так и не стал обычным мальчишкой, с которого спрашивают по возрасту. Он родился, чтобы быть ответственным за всё и за всех.
Значит, так и надо говорить.
— Нико, я люблю тебя. И я люблю его, Лирэна…
Требовалось добавить какую-нибудь пошлость, вроде «ты должен это понять, ты взрослый». Но я не сказала ни слова. Моим языком был взгляд.