Королевское правосудие

Куртц Кэтрин Ирен

Так или иначе, все они пришли, ведомые самыми разными приводящими обычно к войне причинами, и готовые к большой войне, в результате которой они или освободятся от ига Халдейнов, или полягут на полях сражений. В один прекрасный майский день, когда солнце приблизилось к зениту, перед воротами Ратаркина в ожидании выхода королевы выстроились шеренги солдат, над которыми развевались знамена, повинуясь дуновению свежего ветра, дувшего с горных перевалов и близлежащих озер.

Все были готовы к ее появлению. У самых ворот, рядом с открытой белой палаткой, был установлен походный алтарь для такого же благословения

воинства, какое было совершено в Ремуте несколькими днями ранее — только дело Меары было правым, и Бог, несомненно, был на их стороне. Так им сказали священники, которые ночью обходили лагерь и исповедовали солдат, а сейчас собрались у белой палатки, чтобы отслужить мессу.

Для утверждения солдат в их решимости защищать правое дело Меары, скоро должен был прибыть архиепископ — Эдмунд Лорис, собиравшийся выступить вместе с главными силами меарской армии и принять командование епископальными отрядами и жестокими коннайтскими наемниками, набранными им. Его главный помощник, монсиньор Лоренс Горони, который заодно командовал войсками, подчиненными Лорису, уже объезжал шеренги выстроившихся солдат, ободряя их словами поддержки и благословляя их, попутно отдавая последние команды офицерам и дворянам, явившимся, чтобы освободить свою землю.

Внутри городских стен, у самых ворот, королевскую семью Меары ожидали мятежные епископы, примкнувшие к Лорису — моложавые епископы Кашиенский и Боллимарский, успевшие присягнуть на верность преемнику Лориса в Валорете, архиепископу Брейдену, и четыре честолюбивых странствующих епископа: Мир Кирни, Джильберт Десмонд, Реймер Десмонд и Калдер Шили, последний из которых приходился дядей Дугалу МакАрдри. К концу дня лишь им и небольшому гарнизону предстояло остаться в городе для сопровождения их государыни, ожидающей вестей о поражении Халдейна.

А тем временем в самом Ратаркине самозваная королева Меары Кайтрина, вместе с остальными членами семейства и командирами основных отрядов, держала последний совет перед тем, как отправиться к мессе и послать войска претворять надежды Меары в жизнь. Она собрала всех в солярии епископского дворца, где в течение всей долгой зимы она устраивала неофициальные приемы при своем дворе. Но этим утром солярий являл собой скорее сцену из домашней жизни, а не пышный прием.

Сидя в потоке солнечного света, лившегося из самого большого окна, и выглядя, благодаря трауру по двум погибшим детям, больше как монахиня, а не королева, Кайтрина пыталась скрыть свое напряжение, завершая чинить плащ цветов независимой Меары, украшенный гербом ее старшего сына. Сидевший у камина владелец плаща, принц Ител, пытался унять свое возбуждение, помогая отцу приладить поножи доспехов, закрывающие расслабившиеся за зиму мышцы ног. На обоих были коннайтские доспехи из кожи и стали. Доспехи Сикарда были прикрыты плащом, на котором были изборажены его собственный герб, герб его жены, львы на малиновом фоне — герб приграничного рода МакАрдри, и герб Меары — стоящий на задних лапах черный медведь на серебряно-золотом поле с пурпурными звездами .

«Нет, надо затянуть потуже,» — пробормотал Сикард, когда Ител, просунув палец под ремень, оттянул его.

Выглядящий гораздо моложе своих лет Эдмунд Лорис, одетый в темно-красный кожаный костюм и кольчугу, почти до пят покрытые белым плащом с большим синим крестом,

расположился в кресле справа от Итела и Сикарда. Вместе с королевской семьей Меары он слушал возбужденную речь солидно выглядящего человека, выглядевшего вдвое моложе Лориса, доспехт которого были украшены эмблемой баронства Трурилльского. Лорису явно не нравилось то, что он слышал.

«Я все-таки считаю, что приближение армии Келсона с юга не столь опасно для нас в настоящий момент, как действия кассанцев на севере,» — сказал Брайс Трурилльский, которому предстояло возглавить войско, направляющееся на юг под формальным командованием шестнадцатилетнего Итела. — «Я могу беспокоить войска Келсона, я могу замедлить их движение, не неся при этом значительных потерь. Если понадобится, я могу даже полностью опустошить наши земли к югу и востоку отсюда, чтобы дать вам выиграть время.

Но в конце концов все сводится к одному неоспоримому факту: если ваши силы не смогут остановить армию епископа МакЛейна до того, как она присоединится к основным силам Халдейна, нам останется только молиться.»

Синие глаза Лориса фанатично загорелись, и он нервно затеребил епископское кольцо на своей правой руке.

«Брайс, твои споры уже давно всем надоели,» — пробормотал он. — «Может, ты лучше поговоришь только об этой выскочке, священнике-Дерини?»

Сикард туго затянул на колене пряжку и внимательно посмотрел на Лориса.

«Ради Бога, Лорис, пусть так,» — раздраженно сказал он. — «Брайс не единственный, кто становится надоедливым. Этот „выскочка“, священник-Дерини, вызывает у Вас не менее надоедилвую ругань по поводу его души..»

«Милорд, Вы говорите так, как будто его душа ничего не значит,» — холодно сказал Лорис.

Сикард, терпение которого явно подошло к своему пределу, устало выпрямился и упер руки в бока, а юный Ител тихонько приподнялся в своем креслу у очага, чтобы увидеть, что там происходит между старшими. Кайтрина не обращала на них внимания, сосредоточившись на шитье.

«Душа МакЛейна,» — ответил Сикард, — «не может сказаться в предстоящей битве с ним. А вот его ум и сообразительность — могут. Если МакЛейн окажется похож в бою на своего отца, он — величайший противник, и это все, о чем можно говорить, пока мы не выиграли сражение.»

«Он — символ всего зла в Гвинедде,» — пробормотал Лорис. — «Он оскверняет и церковную, и мирскую власть. Он оскорбляет меня самим фактом своего существования.»

«Точно так же, как Вы, архиепископ, оскорбляете его своим,» — отпарировал Сикард, взяв перевязь с мечом и прилаживая ее. — «Помимо Вашего, порой чересчур упрощенного, взгляда на то, что есть добро и зло в этом мире, очень может быть, что многие вещи из нашей жизни — всего лишь разные оттенки серого.»

Лорис злобно сощурился. — «Вы что, смеете предполагать, что в некоторых случаях то, что сделал МакЛейн, можно оправдать ?»

«Эдмунд, Сикард ничего такого не говорил,» — сказала Кайтрина, завязывая узелок и откусывая нитку. — «Не надо быть таким обидчивым. Мы

— не враги Вам, мы — не Дерини и не сочувствуем им. Просто когда Вы постоянно твердите о МакЛейне, чтобы излить свой гнев, как будто он один повинен в нынешнем положении, это начинает утомлять.»

Лорис глубоко вдохнул, сжимая и разжимая пальцы на подлокотниках своего кресла.