Королевство Гаргалот
Шрифт:
– Как вы угадали?
– По вашему лицу, – сказал я, – по вашим глазам, по вашему внимательному взгляду, вашей лебединой шее, высокой и полной груди…
– Глерд!
– Все-все, – сказал я торопливо, – только ем. Когда я ем, то глух и нем, а когда еще и кушаю, то никого не слушаю… А вина вам в чашу плеснуть можно?
Она поколебалась, кивнула.
– Только чуть-чуть. А то мы слишком порознь, я как будто не хозяйка, принимающая гостя.
– Точно, – сказал я с восторгом и налил ей вина до венчиков. – У вас и вино прекрасное, чувствуется,
– Глерд, – сказала она строго, – прекратите. У вас еще каплун и пирожки.
– Я поделюсь, – пообещал я. – С вами я такой добрый, что даже пирожков не жалко. Все, конечно, не отдам, но парочку могу… Вот эти?
Она расхохоталась.
– Глерд, вы невыносимы.
– Герцогиня, – сказал я, – вы называете меня таинственным, но я вижу в ваших глазах столько тайн, что даже и не знаю!.. Давайте меняться тайна на тайну?
– Глерд?
– Я рассказываю вам, – предложил я, – вы рассказываете мне. А то мы хоть и соседи, но какие-то не совсем близкие соседи.
Она посмотрела с недоумением.
– Глерд, куда уж ближе? Если мой муж узнает…
– А зачем ему такое узнавать? – поинтересовался я. – Придется как-то реагировать, а это всегда потери… Во всем потери. Знаю королевство, где нашли выход в подобных обстоятельствах.
Она поинтересовалась настороженно:
– Какой выход?
– Просто не обращать внимания, – ответил я. – Жизнь и так у всех нелегкая, сложная, с проблемами, неприятностями, заботами, зачем взваливать на себя еще и добавочные? Пусть идут мимо. Есть такой вид неприятностей, что если на них не заострять внимания, то они и не существуют.
На ее лице отчетливо видно непонимание, цельная натура, уроки нравственности вбиты в глубоком детстве, что хорошо и правильно, но хорошо и правильно только в одном случае, когда все в обществе праведные, но если заведется хоть один подлый хмырь, то ограбит всех до единого, перепортит благородных девиц и обворует королевскую казну.
– Глерд, – проговорила она в нерешительности, – это звучит нехорошо. То, что другие люди могут поступать нечестно, не развязывает нам руки.
– Золотые слова, – сказал я с восторгом, – никто не имеет права наносить другому человеку ущерб!..
– Вот видите…
– Но, герцогиня, если я украл бы у герцога кошелек, то у него не было бы кошелька, верно?.. А если украду ваш поцелуй, то ваши губы останутся на месте, сколько бы я их ни целовал…
Она попробовала откинуть голову, но я навис над нею, ухватил, сдавил это пышное нежное тело, и та самцовость, что оттачивалась в течение последнего миллиарда лет, заговорила во мне в полную силу, грубо отпихнув щенячий интеллект с его протестами.
Диван достаточно удобная вещь, не так уж и обязательно тащить добычу в кровать, хотя, если честно, нам, самцам, все удобно и везде, если речь идет о выполнении самой Первой и Величайшей Заповеди, которую Всевышний дал человеку напрямую, не прибегая
Она поспешно отпихнулась, сказала строго:
– Глерд! Мы за столом!..
– Ах да, – сказал я виновато, – простите, герцогиня. Давайте я закончу с мясом, а вы начинайте с пирожков… Кстати, на днях я отправлюсь в долгое путешествие. Потому есть у меня крамольная идея.
– Глерд?
– Провести эту ночь в вашей постели.
Она охнула.
– Это невозможно!
– Герцог отсутствует, – напомнил я, – слуги смолчат. Да и не видели они ничего, а догадки не в счет.
Она спросила быстро:
– Путешествие как-то связано с тем, что там в бухте строите корабли?
– Точно, – подтвердил я. – Говорил же, я страстный рыболов и обожаю рыбарить!.. И не только с берега, как простолюдины, а с лодки!.. Чтоб заплывать на середину и ловить там. Вдруг в середине залива рыба толще?
Она сказала в сомнении:
– Но… говорят, корабли выглядят устрашающе огромными.
– Герцогиня, – сказал я с неловкостью, – вообще-то я трус, воды побаиваюсь. То ли родовая травма с тех времен, когда я плавал в околоплодных водах и, возможно, наглотался так, что чуть не утоп… или меня в ванну с водой уронили, когда купали… в общем, я воды побаиваюсь. Даже, если честно, боюсь.
Она сказала с пониманием:
– Потому и строите большие корабли?
– Да, – подтвердил я с неловкостью. – Не представляете, как стыдно признаваться в трусости женщине! Перед которой все стараются выглядеть сильными и мужественными.
Она сказала ласково:
– Бедный вы мой… Сколько же вам пришлось натерпеться…
Чисто по-женски, даже по-матерински, она обняла меня и прижала головой к своей груди, той самой полной, мягкой и горячей, некоторое время утешающее гладила по затылку, спросила с укором:
– Глерд… это что вы делаете?
– Мне грустно, – сказал я со вздохом, – стараюсь утешиться. А вы просто спасаете меня из пучины отчаяния.
– Ну уж отчаяния, – возразила она.
– Тогда просто от тоски, – уточнил я. – Однако в ваших объятиях нахожу утешения и силы… Что это у вас за веревочки?.. Ах да, это я не туда полез, как все в жизни сложно.
Она в испуге оглянулась.
– Глерд, нас могут увидеть…
– Не могут, – заверил я. – Я узрю раньше. Или почую. Неважно… Ох, герцогиня… Какая у вас нежная кожа даже здесь…
– Глерд, нельзя же так… ох, оставьте… Зачем платье задираете мне на голову?
– Чтоб не сползало, – пояснил я жарким шепотом, – а так у вас прекрасное лицо, а ваши полные и красные, как спелые вишни, губы я даже во сне…
Она прошептала в ужасе:
– Глерд!.. Как вы смеете, я такое не позволяла даже мужу…
– Ему и нельзя, – ответил я, – а нам, с нашим родством душ, нашей близостью этических констант, позволено самое полное слияние потных тел…
Она охнула:
– Глерд!.. Нельзя так… Это же какой стыд… Как я могу…