Королевство Изгнанных

Мартино Максим М.

— С ним всё будет в порядке, — подтвердила Каори.

У неё были выраженные лисьи черты лица с острыми, пытливыми глазами и худым лицом. Она закрепила свои чёрные локоны на макушке булавкой с листьями, которую использовала, чтобы дать Калему свою кровь.

Лина потупила взгляд.

— Твой Оссиликс спас Калему жизнь, и за это я у тебя в долгу.

Это должны были быть мои слова. Я притянул Лину к себе и насладился её ароматом.

— Лина, ты ни в чём не виновата. Такое происходит, когда люди воюют.

Мои

мысли вернулись к дням, предшествовавшим моей смерти, к бесчисленным годам, проведённым мною на поле боя, наблюдая, как умирают мои друзья и семья.

Это не было исключением.

— Он прав, — Каори повернулась и посмотрела на членов Совета, исчезающих в коридоре из мраморных камней и корней ясеня. На поле боя вернулась только Язмин. — Не беспокойся о Калеме. Прямо сейчас я всё ещё чувствую его. У него сильный ум. Если кто и может научиться справляться с чудовищем в жилах, так это он.

Чудовище в его жилах и пустота в сердце. Каори не могла слышать мои мысли, но она повернулась ко мне, понимающий взгляд коснулся её глаз, прежде чем она продолжила идти по коридору.

Мы молча проследовали в крыло замка, отведённое для гостей. Она подвела нас к тяжёлому дощатому столу, заставленному разнообразной едой, и богато украшенному шкафу, набитому чистой, свежей одеждой. Указав на ванную, Каори вышла, закрыв за собой дверь и впервые за несколько дней оставив нас с Линой наедине.

Слова Язмин звенели у меня в голове. Согласно нашим обычаям, твой анам-кара может присутствовать на слушании.

Анам-кара. Я знал это слово по учёбе. Как и nae miele, оно говорило о более глубокой связи, но было что-то дикое и древнее в языке Заклинателей, и я в душе ликовал возможности принадлежать ей.

Но Лина ни словом об этом не обмолвилась.

— Лина...

— Мне нужно помыться, — она тут же развернулась на пятках и направилась прямиком в ванную. — Мне нужно сжечь все воспоминания о нём с моей кожи.

Потирая шею, я последовал за ней. Как только она вошла в комнату, вода ожила. Каскадные потоки ниспадали с потолка, как дождь, извиваясь между мраморными плитами, и пар заклубился по краям зеркала длиной в пол, протянувшегося вдоль дальней стены.

Лина сняла блузку и бюстгальтер, но её дрожащие пальцы застыли на поясе брюк. Я заметил, как по её щеке скатилась слеза, когда она коснулась подбородком плеча. Одним быстрым движением она сбросила брюки и нижнее белье и шагнула в водопад.

Нож пронзил мои лёгкие.

Её ноги.

Она стояла, дрожа, спиной ко мне, словно боялась увидеть мою реакцию.

Я разделся и, шагнув в воду, встал рядом с ней, а потом опуститься на колени. Она повернулась от прикосновения моих рук, широко распахнув большие глаза, и обхватила

себя руками за грудь, как будто собираясь с силами. Боль пронзила моё горло. С нарочитой медлительностью я нежно поцеловал первый, попавшийся мне белоснежный шрам.

Она издала хриплый шёпот.

— Нок.

Ещё один поцелуй.

— Я ещё не закончил.

Пробежав пальцами по её ногам, я ощупал каждый скрытый шрам и пообещал любить её всю оставшуюся вечность с каждым поцелуем.

Когда её дрожь утихла, я положил руки ей на бёдра и встал. Она прижалась лбом к моей груди и обняла меня. Какое-то время мы просто обнимали друг друга, и я мягко разминал её спину.

— Не хочешь сказать, о чём ты думаешь? — спросил я.

Запрокинув голову, она сделала ровный вдох.

— Я думаю, что люблю тебя. Что я ужасный человек, потому что я так рада, что Оникс не добрался до тебя. Не знаю, как простить себя за Калема. За всё это. И... — её голос дрогнул, и она прикусила нижнюю губу зубами. — Мне кажется, я не смогу когда-нибудь снова посмотреть на свою собственную кожу, не подумав о Винне.

Обхватив ладонями её лицо, я легонько поцеловал её в губы.

— Четыре факта. Во-первых, я тоже тебя люблю, — я сделал паузу, давая этим словам утонуть, и насладиться тем, что могу высказывать их так открыто. — Во-вторых, ты не ужасный человек. Нет ничего, чего бы я ни сделал ради тебя, так что не думай, что ты единственная, кто защитит того, кого любит, ценой всего остального. В-третьих, если ты не научишься прощать себя за Калема, он будет приставать к тебе до конца твоей проклятой жизни. Ты действительно этого хочешь?

Она засмеялась, закрыв глаза и запрокинув голову в воду. В этом звуке не было обычной теплоты, но всё равно это было самое прекрасное, что я слышал за последние дни.

Обхватив ладонью её затылок, я провел большим пальцем по её подбородку.

— И наконец, каждое утро до конца твоей жизни я буду целовать каждый шрам, чтобы показать тебе, что ничто в этом мире не может сделать тебя менее красивой в моих глазах. Или менее боевой, — я склонил её лицо к своему, чтобы она смогла увидеть правду в моём взгляде. — Не думай о том, кто оставил их на тебе. Подумай о том, насколько ты сильна, потому что выжила. Ты вырвалась на свободу.

Слёзы хлынули и покатились по её щекам. Одной рукой она провела по моему лицу, задержавшись на шраме на скуле. Меня просто распирало, и я мог поклясться, что почувствовал, как между нами натянулась нить.

Вздрогнув, я впился пальцами в плоть её бёдер. Она была для меня всем. И я наконец-то смог признаться в своей любви. Выразить чувства.

— Ты настоящий, да? — прошептала она, легко проводя пальцами по моему лицу. — Это не сон?

— Я реален. И я здесь.

Влажный всхлип вырвался из её груди, и она прижалась губами к моим.