Королевство руин
Шрифт:
Волки.
Поджав губы, я подхожу к группе, стоящей в центре пространства, от них исходит своеобразная, почти торжественная аура. Они всезнающие, образованные и воспитанные. Одеты в плащи, похожие на мой собственный, разговаривают тихим, приглушенными голосами, и всегда имеют при себе какую-нибудь книгу. Это почти мило и занудно, пока они не открывают рот, чтобы выразить, насколько вы неправы и насколько правы они.
Маги.
Мой взгляд перемещается на тех, кто находится в крайнем левом ряду: их группа меньше остальных, и, хотя чувствуется, что они
Оборотни.
Похожи на волков, но в то же время совершенно другие. У них нет стаи, нет семьи, и они не превращаются в волков. Они превращаются в тех, кем их определила судьба.
Нервы у группы рядом с ними бурлят, в воздухе витает чувство удивления и паники. Обычные. Приземленные. Бездарные.
Люди.
С гаджетами в руках, и исходящей от них потребностью самоутверждения, они отчаянно стремятся стать частью общества, вписаться в него — как и следовало бы. Жаль только, что их действия не отражают этого. Они должны быть самой порицаемой группой, но это не так.
Остается самая маленькая группа, стоящая ближе всех к подиуму. Группа, от которой у меня замирает сердце. Все обходят их стороной, а члены группы нервно переминаются с ноги на ногу. Именно неуверенность, исходящая от них, подтверждает, кто они такие, без необходимости искать самый очевидный признак. Каламбур.
Фейри.
Когда-то правители королевства, теперь же — пережитки кошмара. Просто последствие злодеяний, которые привели королевство к краху и оставили на его месте руины.
— К какой группе ты относишься?
Я вздрагиваю от неожиданности и поднимаю взгляд на мужчину, одетого в идеально отглаженный темно-синий костюм. Очки в черной оправе на его носу каким-то образом делают его открытым, но сжатые челюсти и прищур глаз говорят об обратном.
— А что?
Он прищуривает глаза, раздраженный тем, что тратит на меня больше времени, чем необходимо, и совершенно не впечатленный моей неспособностью немедленно стать уступчивой и подчиниться его воле. — Потому что ты стоишь одна, а группы уже сформированы, — заявляет он, и я приподнимаю бровь.
— Мне казалось, что мы здесь как личности, и что то, кем или чем мы являемся, не имеет значения, — возражаю я, заставляя его глаза сузиться еще больше.
— Поступай, как хочешь, но ты можешь черпать силы у тех, кто тебя окружает. В одиночку… ты долго не протянешь, я уверен. — Он улыбнулся, но эта улыбка не достигла его потемневших глаз. Я читаю между строк и понимаю, чего он не произнес вслух.
Он думает, что я не продержусь и двух минут в одиночестве. Может быть, он прав, а может, и нет.
Время покажет.
Повторяя слова отца, я натягиваю на лицо широкую улыбку и киваю. — Спасибо за совет.
Я знаю, что у меня нет выбора в этом вопросе. До меня уже дошли слухи, что в академии будут размещать в зависимости от нашего происхождения. Нет смысла откладывать
Тем более под влияние вампира.
Отвернувшись от раздражителя, мешающего мне наблюдать за происходящим, я расправляю плечи и пробираюсь сквозь толпу, замедляя шаг, останавливаясь перед подиумом. Вместе с такими, как я.
Фейри.
Нервозность и паника, которые витают вокруг них, угрожают проникнуть и в мои кости, но я сдерживаю их, замедляя бешено колотящееся сердце, и используя каждую унцию силы, решимости и могущества, которые у меня есть. Это не помогает, когда я чувствую, что люди смотрят на меня. Или это тревога пытается взять надо мной верх?
Проклятье.
— Ты из этой группы? — спрашивает девушка, и я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на нее, нахмурившись. У меня вертится на кончике языка вопрос: неужели она думает, что кто-то на самом деле предпочел бы стоять здесь, если бы не был вынужден, но мне удается промолчать и просто кивнуть. Однако, похоже, это ее не успокаивает. Она переводит взгляд на мои уши и обратно на глаза. — Просто у тебя не…
— Заостренные уши, — перебила я, бросая на нее укоризненный взгляд. — Я в курсе. Не хочешь присмотреться, чтобы увидеть шрамы, оставшиеся после их обрезания? — Ворчу я, раздраженная тем, что слишком быстро выдала свои чувства. Единственный эффект, который это дает, — это то, что кто-то получает преимущество над тобой, но, к моему удивлению, в ее серых глазах вместо этого мелькает боль.
— О боже, мне так жаль. — Она подносит руку ко рту, и я не уверена, собирается ли она плакать, но я не могу с этим справиться.
Ни за что.
— Ты этого не делала. Так что не извиняйся. — Я пытаюсь улыбнуться ей, но знаю, что улыбка выходит слабой, и ничего ей не исправить. Поэтому я обращаю свое внимание на людей, собравшихся на трибуне, которые перешептываются между собой, пока мы все ждем. Альтернативой было бы дотянуться до ушей и ощутить гладкие края их верхушек, а также слегка выступающий шрам, который служит напоминанием более острым, чем что-либо другое.
Все происходит по какой-то причине. Все встанет на свои места. Все в порядке.
— Извини. Я извиняюсь за все. Я даже извинюсь за то, что извинилась, — продолжает бессвязно болтать она, стоя рядом со мной. Я киваю, надеясь, что этого ответа будет достаточно, чтобы она отстала, но, видимо, мои обычные флюиды лица «невозмутимой стерва» сегодня действуют не в полной мере. — Кстати, меня зовут Флора.
Прочистив горло, я взглянула на нее краем глаза, улучив момент, чтобы рассмотреть ее. Ее яркие оранжевые волосы спадают на плечи свободными волнами. Ее большие серые глаза наполнены надеждой, но в то же время они омрачены паникой и беспокойством, которые бушуют в них. Она примерно моего роста, даже на дюйм или два выше, если быть честной, и у нее хрупкая фигура. Ей нужно будет поработать над ней, пока она здесь; в противном случае это будет бессмысленно.