Королевство руин
Шрифт:
Она приседает на передних лапах, не сводя с меня глаз, ее нос подергивается, а пасть скалится. На этот раз я бросаюсь первой, отказываясь продолжать обороняться. Если она хочет бросить вызов, я брошу ей свой.
Моя хватка на кинжалах усиливается, когда я несусь к ней, но кто-то из внутреннего кольца толпы подставляет мне подножку, отчего я кувыркаюсь в воздухе. Я приземляюсь на спину с оглушительным стуком.
Дыхание вырывается из меня со свистом, когда я моргаю, глядя на луну, но в поле моего зрения быстро появляется оскаленная пасть взбешенной белой волчицы. Ее когти вонзаются мне
Летиция воет, глядя в небо, и вместо того, чтобы прикончить меня, наслаждается радостными возгласами, раздающимися вокруг нее. Боль поглощает меня полностью. Какой бы вред она ни нанесла, он превышает все мои ожидания. Нужно действовать быстро, пока все не усугубилось.
Используя ее победоносную позу надо мной в своих интересах, я отбрасываю в сторону кинжалы, которые держу в руках, заменяя их кинжалами из своих сапог, и вонзаю один из них ей в левый бок, идеально воткнув его между ребрами. Ее мучительный вой достигает моих ушей, когда она, слегка покачиваясь, подается вперед, а ее широко раскрытые глаза останавливаются на мне.
Я нацеливаю другую руку на ее правый бок, готовая сделать то, что необходимо. — Больно? — хриплю я, глядя на нее, несмотря на то, что мое зрение размывается от моей собственной боли. Ее тихое поскуливание — тот ответ, который мне нужен. — Это потому, что эти кинжалы немного более особенные, чем тот, которым я тебя полоснула. Хочешь угадать, почему? — Я поворачиваю лезвие, ее агония вибрирует между нами, и она клацает зубами у моего лица, но не касается меня. — Думаешь, дело в том, что они сделаны из серебра? Если так, — ты угадала. — Я чувствую, как мои губы растягивает маниакальная улыбка. — Сейчас он лишь один, поэтому он не сильно отравляет твой кровоток, но, когда и второй пронзит твое тело, это изменится очень быстро. — Я киваю на свою другую руку, готовую вспороть ее плоть. Глядя на нее, все вокруг нас исчезает, и я предлагаю ей ультиматум: — Сдавайся, или я пущу в ход второй.
Она рычит, забрызгивая меня слюной, но эта свирепость быстро сменяется болезненной гримасой. Кинжал делает свое дело, и ей становится все труднее сопротивляться.
— Последний шанс. Сдавайся, или я убью тебя. — Мои слова тяжело повисают между нами, ее левая сторона дрожит, и я снова поворачиваю кинжал, подчеркивая, что я не шучу.
Я уже уверена, что один из нас точно не выйдет отсюда живым, но она поднимает правую лапу и трижды стучит ею по земле рядом со мной. Мгновение спустя я вытаскиваю лезвие из ее грудной клетки, и она падает на землю рядом со мной, сворачиваясь в клубок и превращаясь обратно в человека.
Черт.
Все болит. Как будто боль от раны на груди распространяется по всему телу. Глядя на рану, я вижу только алую кровь, пропитавшую мою одежду. Взгляд на нее не исцелит ее, но мне нужна секунда, чтобы перевести дыхание, прежде чем я решу, что делать дальше, поэтому я решаю посмотреть на луну, пока травинки щекочут мои пальцы.
С днем рождения, Адди. Вот это празднование.
Не успеваю я подумать об этом,
Я издаю стон, когда мой живот ударяется о чье-то плечо, потому что меня перекидывают через спину, и мгновение спустя следует шлепок по моей заднице, лишающий меня дара речи на достаточно долгое время, чтобы этот кто-то смог заговорить.
— У тебя и так достаточно неприятностей. Будешь сражаться со мной, и я сделаю только хуже.
Крилл. Гребаный Крилл? Сейчас немного поздно помогать, приятель, но я не успеваю это сказать, потому что он двигается так быстро, что мир вокруг нас размывается, а меня начинает тошнить.
К черту этих парней. Им нужно кое-что объяснить.
ДВАДЦАТЬДВА
АДДИ
Т
ошнота подкатывает к горлу, когда мир меняется. Еще один ублюдок перемещает меня слишком быстро без моего согласия. Может быть, Броуди был прав; может быть, я привыкну к этому. Они делают это так часто, что выбора особого нет, но, когда я опускаюсь на кресло, а комната кружится вокруг меня, я не думаю, что когда-нибудь смогу к этому привыкнуть.
Ублюдки.
Но желание высказать им все, что я думаю, отступает на второй план, когда боль в груди усиливается, заставляя меня зашипеть.
Борясь с ней, я вцепилась в подлокотники кресла, обводя взглядом комнату. — Где я? — Хрипло выдыхаю я, едва успевая сфокусироваться на Крилле, когда он делает несколько шагов назад.
— Не испачкай тут ничего кровью, — огрызается Рейден, и я поворачиваю голову в его сторону, что только усиливает тошноту. Я чувствую, как зеленею, когда мой мозг мечется в черепе, но это не останавливает меня от язвительного ответа.
— Тут, это где? Прости, я, должно быть, пропустила то, что ты только что сказал.
Я сосредотачиваюсь на вампире достаточно, чтобы заметить, как драматично закатываются его глаза, прежде чем он указывает на меня пальцем. — Никакой крови.
Ублюдок.
Как бы мне ни хотелось закатить глаза в ответ, я решаю вместо этого проигнорировать его, оглядывая комнату, чтобы попытаться собрать все воедино для себя.
Я сижу в кожаном кресле, а в нескольких дюймах от меня стоит огромная кровать размера «queen-size». Поверх нее накинуты темно-синие простыни, которые гармонируют с шикарными занавесками, висящими на арочном окне справа от меня. На стене висит огромный телевизор, и отсюда я могу разглядеть ванную комнату и гардеробную, а также еще одну дверь, которая ведет неизвестно куда.
— Если ты собираешься только жаловаться, убирайся отсюда к чертовой матери. — Резко отвечает Кассиан, который стоит по другую сторону кровати, уперев руки в бока и глядя Рейдену в затылок.
— Я изо всех сил пытаюсь понять, почему я вообще должен с этим разбираться. Броуди может… — протест Рейдена прерывает рычание Кассиана, костяшки пальцев которого белеют.
— Броуди может разобраться почти со всем, кроме боли от раны от когтей волка, полученной во время чертовой дуэли.