Королевы бандитов
Шрифт:
Зубин озадаченно покосился на нее, но все же сел там, где ему указали – слева от Гиты, перед миской с карри без яда. Справа от Гиты устроилась Салони.
К ним присоединился Даршан, вытирая о штаны мокрые руки – обе были в перстнях.
– Вас всех ждет грандиозный пир! Острое овощное карри, которое готовит моя Прити, уже вошло в легенды. Правда, мэри джан [107] ? – Присутствие чужих людей не помешало Даршану выразить свои чувства – он чмокнул жену в висок со сморщенной от кислотного ожога кожей.
107
– Сегодня мое карри особо острое. Кажется, я его переперчила. – Прити отодвинула для него стул: – Присаживайся.
– Чудесно! Ты лучшая в мире жена, мэри джан.
Его второй поцелуй Прити выдержала с идеально прорисованной улыбкой. Даршан уселся, Зубин пробормотал приветствие в адрес свояка. Прити садиться не стала – побежала на кухню, вернулась со свежеподжаренными лепешками-роти, принялась раздавать их желающим.
– Лепешки у моей Прити – высший класс, согласны? – осведомился Даршан, хотя никто, кроме Зубина, еще не взялся за еду. – Прия тоже их хорошо готовит, но нет ничего вкуснее того, что ты получаешь из рук любимой женщины.
Гита наклонилась к Салони:
– Он это серьезно?
Салони наступила под столом ей на ногу.
Гита потыкала пальцем в лепешку-роти у себя на тарелке:
– Да, Прити, ты должна научить меня, как их сделать такими… такими масляными.
Зубин поднял на нее глаза.
– Масла добавить, – посоветовал он.
– Точно! – хмыкнула Гита. – Как это я не догадалась?
Она снова уставилась в свою тарелку. Над столом витали весьма заманчивые ароматы, но ей кусок в горло не лез. Проглотить сейчас что-либо, пусть даже восхительно вкусное, казалось таким же невыполнимым действием, как отрастить крылья и улететь на свободу. Еще ей пришло в голову, что хоть она и готовит сама у себя дома, звания настоящего кулинара никак не достойна. Гита все-таки взяла роти, зачерпнула ею карри, поднесла к открытому рту – и замерла. А потом, чуть слышно охнув, опустила еду обратно на тарелку. И пнула под столом Салони. Та ответила ей пинком посильнее, так что у Гиты лодыжка заныла. Неуклюже наклонившись, она попыталась потереть больное место.
– Ты чего? – прошипела Салони.
– Кешью, – едва слышно выдохнула Гита, потыкав пальцем в сторону своей тарелки.
– Что?
– Кешью!
– Будь здорова, Гитабен, – сказал ей Даршан. – Пожалуйста, чихай в платок, мы же едим тут.
– Прошу прощения.
Когда Прити вернулась с кухни в очередной раз с тарелкой исходящих паром роти, Салони вытаращилась на нее, пытаясь перехватить взгляд, и пока Прия болтала о ближайших выборах в местный совет, принялась вращать глазами, указывая то на Даршана, то на Гиту. С первого раза не сработало. Со второго тоже. Прити озадаченно склонила голову набок, а потом Гита увидела, как на ее лице отразилось внезапное озарение, и мысленно возрадовалась: «В яблочко!»
– Даршан! – возопила Прити.
– Да, джан?
– Достань-ка маринованные овощи с верхней полки.
– Но тут же есть маринованные овощи, вот
– Нет, мне нужен морковный маринад.
Даршан встал.
– Мэри джан должна получать все, что она пожелает. – С этими словами и с торжественным поклоном он удалился на кухню.
Зубин был поглощен едой – даже головы не поднял от тарелки, пока Прити и Салони лихорадочно вертели поднос с кувшином и мисками карри.
Даршан вернулся с пустыми руками и виноватым видом:
– Ничего морковного я там не нашел, джан.
Прити засмеялась:
– Вот я дуреха! Забыла приготовить морковный маринад! Ну, ничего, садись, ешь.
Пока все уплетали карри, Гита всухомятку жевала лепешку.
– Можно мне воспользоваться уборной? – внезапно спросила она.
– О, у нас теперь есть туалет в доме! – похвасталась Прити. – В прошлом году оборудовали!
Зубин фыркнул:
– Да уж. Правительство сказало: «Мы за чистую Индию! Дерзай, народ, все будет оплачено!» Ага, как же! Мы получили всего двенадцать тысяч рупий компенсации, а этот ваш треклятый туалет стоил в три раза дороже.
Прия сердито уставилась на него:
– Для тебя чувство собственного достоинства твоих женщин не стоит каких-то жалких тридцати шести тысяч рупий? А может, тебе и вовсе никакого дела нет до жены, дочери и матери?
– Аррэ, как это нет? Туалет в доме есть? Есть! А ты по-прежнему только и твердишь про это свое чувство собственного достоинства с утра до ночи!
– О, а что я должна делать? Устроить праздник в твою честь и с утра до ночи твердить «спасибо»? Да большую часть суммы за туалет мы оплатили из моих кредитов!
– Э-э… Я тебя провожу, Гита. – Салони встала из-за стола.
– А ты уверена, что мы всё правильно делаем? – шепнула Гита, когда они вдвоем шагали по коридору. – Ты его видела? Он же боготворит жену. «Моя Прити то, моя Прити сё…» Да в песнях о любви слово «джан» звучит реже, чем из уст Даршана!
– Гита, соберись! – отрезала Салони. – Хочешь, пощечину тебе дам?
– Что? Нет! Зачем?
– Затем, что в кино всегда так делают, если надо привести в чувство истеричку.
– Я не истеричка! Мы не можем убить идеального мужчину, который любит свою жену!
Салони вскинула брови:
– Тебе, что ли, напомнить, что этот «идеальный мужчина» плеснул в нее кислотой? И в любом случае поздняк метаться. Яд уже в пудинге… ну, то есть в карри. Ты и сама понимаешь, что дело сделано: Даршан съел не меньше половины того, что было в миске перед ним. Вот туалет, давай побыстрее. И постарайся вести себя естественно, когда вернешься, не распускай нюни, как…
– Если ты опять это скажешь…
– …как сыкливый детеныш енота, – сказала Салони. – То есть щенок.
Гита нахмурилась. Сейчас ее главным страхом было выдать свой обман. Она солгала насчет кешью в миске перед собой – его там не было. В итоге Даршан съест неядовитое карри, и когда он «чудесным образом» выживет, это будет воспринято как знак, что Рама желает оставить его на земле. А пока Гите еще надо было как-то припрятать доставшуюся ей после манипуляций Прити и Прии с подносом отравленную порцию и потом выбросить. Нечто подобное она проделывала тысячи раз, когда мать готовила тыкву, которую Гита терпеть не могла. Выбрасывать тыкву она перестала, когда поняла, что Салони всегда ходит голодная.